Закон кровососа

Я попытался подвигать конечностями. Двигаются, хоть и неважно. Значит, позвоночник цел и, похоже, переломов нет. Ясно. Через несколько секунд мое тело окончательно осознает, что еще не сдохло, и примется усиленно возвращать себя в этот мир, активизируя всякие там процессы восстановления. По ходу, и в этот раз Зона меня не сожрала – видать, не только на этом, но и на том свете я на фиг никому не сдался.

В поле моего зрения появилось лицо Арины. Ссадина на щеке, волосы растрепаны, но так ей даже лучше. Что уж там говорить, красивая девица, если не строит из себя неприступную крепость. Особенно сейчас, когда улыбается.

– Счастливчик, – сказала она. – Хотя как знать, может, для тебя было бы лучше и коньки отбросить – гляжу на то, как ты живешь, и такое впечатление, что ты прям жаждешь побыстрее окочуриться.

– Это всегда успеется, – сказал я, приподнимаясь.

Хммм… Похоже, и правда Зона сначала хотела отправить нас всех в лучший мир, но внезапно передумала.

Я лежал на краю леса, а менее чем в полуметре от моей головы начиналось бескрайнее поле земли, прогоревшей вглубь минимум на полметра. Смертоносная зеленая волна спалила все вокруг станции на несколько километров – и угасла, не достав до меня буквально нескольких сантиметров. Что это? Моя пресловутая личная удача или же и правда я еще нужен Мирозданию потому, что не завершил свое Предназначение?

Я протянул руку, пощупал резкую границу прогоревшей почвы. Спекшаяся, твердая, гладкая, будто стеклянная. И теплая, почти горячая. Значит, я недолго тут провалялся в отключке. Правда, не совсем понятно, как я выбрался из кабины и почему еще жив после такой-то аварии.

– Скажи спасибо папе за ремни безопасности, – усмехнулась Арина, правильно истолковав мой взгляд, ищущий грузовик – или то, что от него осталось. – Иначе б и тебя, и меня от такого удара об землю размазало в лепешку.

– А где Хащщ? – спросил я. – Что с ним?

– Не знаю, – помрачнела Арина. – Он там лежит, подальше. Боюсь подходить, вдруг он… того. Хоть он и туповат, конечно, но как-то уже вроде бы и свой… А я, когда свои умирают, очень впечатлительная…

Голова у меня, конечно, болела сильно, а когда встал, то и закружилась, и блевать потянуло. Однозначно сотрясение. Но, опять же, такая беда не впервой. У меня внутри черепа на мозгах уже мозоли, наверно, от этих сотрясений, так что переживу. А вот что с Хащщем, выяснить надо. Не хотелось верить, что он… того, слишком много вместе прошли. Я обычно на высокие слова не очень расточителен, но этого мутанта, пожалуй, мог бы назвать своим другом.

Нетвердыми шагами я направился к телу, распростертому на серой траве. Подошел. И с первого взгляда стало понятно: дело плохо.

Хащщ лежал, неестественно подвернув одну лапу под себя и раскидав безвольные щупальца по земле. Мертвый? Возможно. Но хотелось надеяться, что просто без сознания.

Я подошел ближе, встал на одно колено, едва не рухнув рядом, – повело меня слегка, но я справился. Блин, зная себя, это на пару суток теперь, не меньше, – глаза в кучу, координация ни к черту, и тошнит, будто несвежей тушенкой траванулся. Но мои беды ерунда, а вот выкарабкается ли Хащщ – это большой вопрос.

Я положил ладонь на его шею. Пульс у ктулху, он как у людей – прижал пальцы к артерии, питающей мозг кровью, и сразу понятно, бьется сердце или нет.

Пульс был, но нитевидный, еле прощупывался. То есть жив Хащщ еще, но, похоже, это ненадолго. Специального госпиталя для мутантов поблизости не наблюдалось, а с такими повреждениями организму просто не хватит сил запустить процессы регенерации. Тело Хащща было буквально изрешечено пулями – мотоциклисты постарались на славу, поливая его свинцом. Ну и падение добавило травм, так что объективно недолго моему другу осталось. Хорошо бы, чтоб он ушел в Край вечной войны не приходя в сознание, – у меня просто рука не поднимется разнести его голову из автомата, который, кстати, валялся неподалеку. В отличие от Хащща совершенно целому. Мир может взорваться, разлететься в труху, планета развалиться на части, но на одном из ее обломков, болтающихся в космосе, обязательно будет лежать автомат Калашникова – символ смертоносного прогресса человечества, неубиваемый и вечный, как сама Вселенная.

Арина подошла, встала рядом.

– Он умирает.

Ее голос дрогнул. Не перестаю удивляться метаморфозам, которые порой происходят в людях. Девушка сейчас реально переживала.

Я посмотрел на нее. Лицо красивое, бесстрастное, словно вырезанное из камня. Но в глазах – слезы. Наверно, я все-таки плохо разбираюсь в людях.

И подтверждение этому моему выводу последовало незамедлительно.

В конструкции военных комбезов часто предусмотрены нарукавные карманы для самого необходимого в бою – последнего патрона для себя или мини-аптечки с радиопротекторами и одноразовым шприцем, моментально снимающим боль от ранения. Арина нерешительно, словно раздумывая, делать это или нет, расстегнула такой карман и достала оттуда самую простую оранжевую аптечку советского производства.