Закон Мерфи в СССР

Конец ноября — времечко жуткое. А в промзоне около железной дороги и тем паче… Грязь, завывающий в проводах ветер, ржавые железяки, исписанные матерными словами бетонные конструкцие, мрачные обшарпанные строения, бродячие собаки… Как путевым рабочим удавалось сохранять оптимизм и грубовато перешучиваться, исполняя свои обязанности в таких условиях — ума не приложу.

К парочке таких матёрых мужиков я и подошел:

— Доброго дня! Подскажите — мне вот СПП-17 найти надо, это что вообще такое? Как добраться?

— А ты чьих будешь? Американский шпиён? — усмехнулся один из них — пожилой и крепкий, как те бетонные шпалы.

— Да не… Я из Дубровицы, в Минске недавно… Там попросили весточку передать уважаемые люди, а как найти человека, кому эта весточка — вот только такой странный адрес. СПП-17, рядом с локомотивным депо.

— Из Дубровицы? — обрадовался второй железнодорожник, тот, который помладше. — А я с Озерщины! Земеля, ты к Поводу наверное?

— Да-да, так и сказал — Повод! — обрадовался я, встретив земляка.

Озерщина — это совсем рядом, километра два от нашего райцентра.

— Ну так вон, видишь — трансформаторная будка, за ней — пакгауз, оттуда вдоль забора ржавого, там и будет твой семнадцатый склад пищевой продукции… Но ты в него не ходи, ты ходи в котельную. Там Повод и обитает. Он такой, с прибабахом слегка, ты стучи громко и говори внятно, а то с ним всякое бывает… Человек с прошлым!

Я поблагодарил мужиков и пошлепал вдоль забора, а за спиной моей послышалось:

— Трепло, ты, Юрец. Какому-то вахлаку сразу взял — и всё рассказал!

— Сам ты вахлак, Митрофаныч! Это земеля мой, дубровицкий! Понимать надо!

Это вообще интересный феномен: там, на малой родине, озерщинские и дубровицкие хлопцы конкурировали и даже враждовали. Да что там — в самой Дубровице район на район ходили, вспомнить то же Болото. Но стоило оказаться нескольким выходцам из одной провинции в крупном городе, как стихийный союз образовывался сам собой: и помогали, и тянули наверх, и прописывали в своих квартирах, наплевав на прошлые предрассудки. Землячество!

Я обходил котельную по кругу, разыскивая вход внутрь. Строение красного кирпича с длинной и тонкой металлической трубой, из которой валил густой, черный, жирный дым выглядело неприветливо. Разбитые окна, заделанные крашеной фанерой, грязные, видавшие виды стены…

— Р-р-раф!!! — заорала на меня вырвавшаяся откуда-то из-под железного вагончика псина.

С испугу я отмахнулся ногой, пнув собаченцию по чему-то мягкому. Зазвенев цепью и обиженно скуля, бдительная стража скрылась снова под ржавым днищем металлоконструкции. Зря это я — псинка была не очень большая, и гавкала в целом скорее для порядка, без видимого желания растерзать меня.

— А ну-ка тихо, выхухоль! — вдруг сказал кто-то мне в самое ухо, и я почувствовал некие неприятные холодящие шею ощущения. Это что — мне как в кино нож к горлу приставили? — Ты зачем пёсика тиранишь?

— Испугался, — сказал я. — Мне и сейчас страшновато, если честно.

— А чего это ты такой пуганый? — удивился голос. — Вон какой большой, а пёсика боисся!

— У меня с ними отношения не складываются, — откликнулся я. — Не любят меня пёсики. Вот котики — другое дело. У нас с ними характеры схожие. Вы железячку от меня уберите вашу, она у вас острая. А я Повода ищу.

— Повода? А на что тебе Повод? — я был практически уверен, что это он со мной разговаривает, но настаивать не торопился.

— Так я из Дубровицы приехал, и по совету Тимохи Сапуна, который сейчас у Лопатина занимается, обратиться к вам решил.

— Хм! — лезвие от моей шеи куда-то делось, и дышать сразу стало намного легче. — И что Лопатин?

— В Федерацию дворового бокса пришел, тренирует пацанов разного возраста… Вот только позавчера у них в ринге стоял, с Сапуном.

— Так ты из бойцов? То-то такой дерганный! Ну, поворачивайся уже, — я обернулся и увидел крепкого еще, жилистого старика.

Гладко выбритый, одетый в простую, но чистую рабочую одежду, он легким движением руки прятал в рукав спецовки что-то весьма напоминающее классическую финку. Хитроватое, морщинистое лицо Повода выражало скорее любопытство, чем агрессию.

— Меня Гера зовут, — сказал я.

— А меня не зовут, ко мне обычно сами все приходят. Чай пить будешь, Гера?

— Буду! У меня тут есть кое-чего, к чаю…

У меня с собой была пара плиток шоколада «Волейбол» — с цукатами, сушки и пряники. Бутылка тоже имелась, но черт его знает, этого Повода! Так или иначе — травить меня собаками и тыркать острыми железяками он явно передумал, и мы пошли в его берлогу.

По всей видимости, таинственный дед и проживал тут, в этой котельной. Целая комнатка с кроватью, столом, четырьмя табуретками, радиоприемником выглядела вполне обжитой. Стены были обкленны газетами, имелась полка с книгами, шахматы, верстак с какими-то инструментами…

— Садись, Гера. Я пока чайник поставлю, а ты подумай, как нам так с тобой побеседовать, чтобы оба мы довольные остались… Предложишь деньги — будет тебе горе.

Я почему-то ему поверил. И решил открыть карты: