Я встретил лишь одного человека, и на секунду, увидев светлые волосы и стройную фигуру у соседней могилы, почувствовал, как мое сердце подскочило. Но затем я понял, что это не Джорджия. Она никак не могла тут оказаться. Увидев лошадь и услышав, как Джорджия назвала ее Калико, я пошел прямиком сюда. К тому же женщина была немного ниже Джорджии, возможно, чуть старше, и ее светлые волосы ниспадали завитками из небрежного пучка на затылке. Она положила небольшой букет на камень, на котором было крупными буквами написано Жанель Прюитт Дженсен, а затем подошла к высокому мужчине у края кладбища. Когда женщина потянулась к нему, он наклонился и поцеловал ее, словно в знак утешения, и я сразу же отвернулся. Я не хотел на них пялиться. Но пара выглядела просто потрясающе – свет и тьма, мягкость и сила. Я бы с легкостью мог их нарисовать.
Кожа мужчины была такой же темной, как у меня, но он не показался мне черным – скорее, индейцем. А высокий рост и мускулистое телосложение сразу наводили на мысль, что он военный. Женщина выглядела очень хрупкой в своей девчачьей розовой юбке, белой блузке и сандалиях, и когда они повернулись к выходу, становясь в профиль, я сразу же ее узнал.
В детстве, когда я приезжал к Пиби, она заставляла меня ходить с ней в церковь. В одно воскресенье – мне тогда было где-то девять – во время службы за органом играла девочка. Ей было не больше тринадцати-четырнадцати, но играла она просто невероятно. Ее звали Джози.
Ее имя прозвучало у меня в голове голосом бабушки, и я слабо улыбнулся.
Музыка Джози была прекрасной и волнующей. И что лучше всего: она внушала мне чувство безопасности и спокойствия. Пиби сразу же это подметила, и мы начали приходить на репетиции, слушая игру Джози с задних рядов. Иногда она играла на пианино, часто на органе, но я в любом случае испытывал умиротворение. Помню, как Пиби вздохнула и сказала: «Эта Джози Дженсен самое настоящее музыкальное чудо».
А затем бабушка добавила, что я тоже чудо. Прошептала мне на ушко, что я создавал музыку, когда рисовал, прямо как Джози создавала музыку, когда играла. В обоих случаях это дар, и в обоих случаях его нужно ценить. Я совершенно забыл об этом, до сегодня. Женщину звали Джози Дженсен, а могила, у которой она стояла, должно быть, принадлежала ее матери.
Я наблюдал за их уходом, потерявшись в воспоминаниях о ее музыке, как вдруг в последнюю секунду Джози обернулась. Затем сказала что-то мужчине, и, посмотрев на меня, он кивнул.
Джози направилась ко мне, лавируя между надгробных камней, и остановилась на почтительном расстоянии. Мило улыбнувшись, протянула мне руку, и я быстро ее пожал.
– Ты Моисей, верно?
– А ты Джози Дженсен, верно?
Ей явно польстило, что я тоже ее узнал.
– Теперь я Джози Йейтс. Мой муж, Сэмюель, недолюбливает кладбища. Ох уж эти суеверия навахо! Он сопровождает меня, но всегда ждет под деревьями.
Навахо. Значит, я не ошибся.
– Я просто хотела сказать, что мне очень нравилась твоя бабушка… прабабушка, если точнее, да? – Я кивнул, и она продолжила: – Кэтлин всегда умела внушить, что, что бы ни происходило в нашей жизни, в конечном итоге все будет хорошо. После того как моя мама умерла, когда я была маленькой, прихожанки из церкви присматривали за моей семьей, а Кэтлин присматривала за мной. Она учила меня уму-разуму и позволяла приходить к ней в гости, когда мне нужна была помощь или совет. Чудесная была женщина.
Джози говорила от души, и я согласно кивнул.
– Это да. Она всегда вызывала во мне подобные чувства.
Я сглотнул и смущенно отвернулся, понимая, что это слишком интимный разговор, чтобы вести его с незнакомкой.
– Спасибо, – я мимолетно встретился с ней взглядом. – Это много для меня значит.
Джози кивнула, грустно улыбнувшись, и снова развернулась.
– Моисей?
– Да?
– Ты слышал об Эдгаре Аллане По?
Я озадаченно поднял брови. Я-то слышал, но вопрос был странным. Когда я кивнул, Джози продолжила:
– Его слова не выходят у меня из головы. Видишь ли, я люблю слова. Можешь спросить у моего мужа – я изнуряла его тирадами и музыкой, пока он не взмолился о пощаде и не женился на мне, – она подмигнула. – Эдгар Аллан По говорил много прекрасных и тревожных вещей, но они зачастую идут рука об руку, не так ли?
Я ждал, гадая, чего от меня хочет эта женщина.
– По сказал: «Не бывает красоты изысканной без некоторой странности в пропорциях». – Джози наклонила голову вбок и посмотрела на своего мужа, который даже не шелохнулся за все время нашей беседы. И тихо пробормотала: – Я считаю твою работу странной и красивой, Моисей. Как диссонирующая мелодия, которая упорядочивается сама по себе. Просто хотела, чтобы ты знал.
У меня отняло дар речи. Я гадал, где и когда она видела мои работы, удивлялся, что она вообще меня знала, и все равно не побоялась подойти. Разумеется, ее муж стоял всего в нескольких метрах от нас, и я сильно сомневался, что кто-то смел обидеть Джози Дженсен на его дежурстве.