Закон Моисея

Но, насколько мне было известно, он по-прежнему владел домом. Мой живот нервно сжался, но я отказывалась признавать свое волнение. Наверняка он приехал лишь для того, чтобы прибраться и уехать восвояси. Скорее всего, Моисей хотел продать дом. И на этом все. Вскоре он снова покинет наш город, и я смогу заняться своими делами. Но желудок мне не верил, и все эти дни чувство тревоги постоянно сопровождало меня, пока я выполняла все пункты из списка дел по хозяйству, хоть и не получала от этого никакого удовольствия. Отец вернулся из больницы и, не считая остаточной слабости, чувствовал себя нормально. Мама постоянно суетилась вокруг него, что вызывало у него раздражение, а я просто старалась как можно больше времени проводить вне дома.

Но это значило, что каждые десять минут мой взгляд возвращался к окнам дома Кэтлин. Утром, выгуливая Лакки по западному пастбищу, которое примыкало к ее заднему дворику, я заметила, что с окон сняли занавески. Они годами были плотно задвинуты, не позволяя заглянуть внутрь, а теперь окна открыли, словно кто-то проветривал дом. Я слышала музыку, и один раз мне показалось, что я мельком увидела, как внутри работали Моисей и кто-то еще. Я была взволнованна и часто отвлекалась на свои мысли. Лошади это чувствовали, что не очень-то хорошо, особенно когда ты работаешь с жеребцом по имени Касс[9].

Я объезжала его для Дэйла Гарретта. Касс был крупным скакуном со своенравным характером. Его прозвище полностью резюмировало мнение о нем его хозяина. Дэйл позвонил моему отцу, а отец быстренько сплавил Касса мне. Забавно. Старики в нашем округе не хотели обращаться к девушке за объездкой их лошадей – это задевало их мужское достоинство, и отнюдь не в приятном смысле. Все знали: если просишь дока Шеперда – моего отца – выдрессировать свою лошадь, на самом деле тебе достанется Джорджия Шеперд, но таким образом они подслащивали эту горькую пилюлю. Мне было все равно. В конечном итоге им придется смириться. Я и их надрессирую, прямо как старичка Касса. Мне доставляло невероятное удовольствие укрощение непокорных.

Я гоняла Касса по круглому загону без недоуздка, просто чтобы мы привыкли друг к другу. Сама я стояла по центру с веревкой в руке, размахивая ею как хлыстом, чтобы заставить его изменить направление и уважать мое личное пространство, но по Кассу ни разу не била. Время от времени я вставала у него на пути, чтобы он развернулся, и заставляла переходить на галоп, если он хотел сбежать. Оказывала давление. В этом не было ничего нового. Мы уже проводили подобную тренировку пару раз на прошлой неделе, и сегодня я намеревалась перейти к следующей фазе. Касс позволил мне приблизиться, и, лениво вращая веревкой, я разговаривала с ним все то время, что подходила к его плечу. Пока все шло хорошо.

Касс тяжело дышал, сосредоточив на мне взгляд, но не двигался с места. Я осторожно положила конец веревки на его шею и сняла ее. Затем повторила то же самое, только более резким движением, и он слегка задрожал. Я перекинула веревку на другую сторону, поглаживая ею Касса, чтобы снизить его чувствительность и приучить к моим касаниям. А дальше медленно и аккуратно связала ее в свободную петлю и оставила висеть на его плечах. Второй конец веревки остался в моих руках, и я ждала, не воспротивится ли Касс.

– Скоро он сам будет молить Джорджию, чтобы она привязала его, – раздался голос откуда-то сзади.

Касс вздрогнул и жалобно заржал. Резко повернув голову, он потянул меня за собой, и веревка выскользнула у меня из рук, раздирая кожу.

– Видимо, некоторые вещи никогда не меняются.

Я вытерла расцарапанные руки и повернулась к нему. Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, кто нас прервал. В какой-то мере я была даже рада – мне хотелось поскорее покончить с этим.

Моисей стоял на нижней рейке ограды, закинув руки на верхнюю. Рядом с ним был мужчина с зубочисткой во рту, занявший точно такую же позу. Но на этом сходства заканчивались.

– Я так понимаю, животные по-прежнему тебя не любят? – поинтересовалась я, довольная своим самообладанием.

– И не только животные. Моисей у многих людей не вызывает теплых чувств, – незнакомец улыбнулся и протянул руку над оградой. – Вообще-то, кажется, я его единственный друг.

Я подошла к ним и пожала протянутую руку.

– Здравствуй, Джорджия. Я Таг.

В его речи слышался техасский акцент, и он выглядел так, будто мог одной левой управиться с Кассом, если бы захотел. Он напоминал мне доброго деревенского паренька с видом бывшего заключенного, просто чтобы люди были с ним осмотрительнее. Я бы назвала его симпатичным, несмотря на грубоватые черты лица, сломанный нос и острую необходимость в стрижке, но зато у него была ослепительная улыбка и крепкое рукопожатие. Я гадала, что же, черт возьми, свело их с Моисеем.