Закон о детях

– Знаете, когда Грэнэм сообщил ребятам, что их ожидает, двое сказали, что хотят сесть немедленно. Смирные, как ягнята. Индюшки в очереди перед духовкой. И Уэйну Галлахеру придется сесть с ними, а ему хотелось бы побыть еще неделю с подружкой. Она только что родила ему ребенка. И я поехал в эту трущобу на востоке города, чтобы повидаться с ним. В Темзмид.

Фиона перевернула страницу с нотами.

– Бывала там, – сказала она. – Есть места и похуже.

Так приди на этот мшистый берег, и будем говорить о нашей чудесной любви.

– Подумайте, – сказал Бернер. – Четверо лондонских парней. Галлахер, Куинн, О’Рурк, Келли. Ирландцы в третьем-четвертом поколении. Лондонский выговор. Неплохо учились. Полицейский, который их арестовал, увидел фамилии и решил, что это кочевые ирландцы. Поэтому не стал брать других четырех. Поэтому прокуратура квалифицировала как групповое. То есть банда. Очень аккуратно. Зачем трудиться – всех под одну гребенку.

– Марк, у нас есть дело, – тихо напомнила она.

– Я заканчиваю.

Драка произошла на виду у двух камер наружного наблюдения.

– Ракурсы идеальные. Виден каждый. В приглушенных тонах. Четкость чертовская. Мартин Скорсезе не снял бы лучше.

У Бернера было четыре дня, чтобы выстроить линию защиты, он снова и снова просматривал DVD, чтобы запомнить все перипетии восьмиминутной драки, заучить каждый шаг его клиента и семи остальных. Он наблюдал за началом столкновения на широком тротуаре между закрытым магазином и телефонной будкой – перебранка, потом легкая толкотня, грудь колесом, мужская фанаберия, бесформенная кучка мотается туда-сюда, вываливается за бордюр на мостовую. Чья-то рука хватает чье-то запястье, еще чья-то толкает кого-то в плечо. Потом Уэйн Галлахер, стоявший позади группы, поднял руку и, к несчастью для него, нанес первый удар, затем другой. Но кулак двигался высоко, а сам он стоял далековато, к тому же резкости движений мешала банка пива в другой руке. Удары были слабые – оппонент их почти не почувствовал. Теперь кучка разделилась на две нестройные половины. Галлахер, все еще в тылу, бросил банку с пивом. Бросил снизу. Намеченная мишень стряхнула несколько капель пива с лацкана. Другой из той четверки шагнул вперед и заехал Галлахеру в лицо, разбил ему губу, и в последующем Галлахер уже не участвовал. Он постоял, оглушенный, и ушел от драки, исчез из поля зрения камер.

Драка продолжалась без него. Его школьный друг О’Рурк одним ударом сшиб на землю того, кто ударил Галлахера, а другой приятель, Келли, ударил лежащего ногой и сломал ему челюсть. Через полминуты упал еще один, и на этот раз его пнул Куинн и порвал ему щеку. Когда прибыла полиция, тот, кто ударил Галлахера, поднялся с земли и убежал, спрятался у своей подруги в квартире. Он боялся, что его арестуют и он потеряет работу.

Фиона взглянула на часы.

– Марк…

– Почти закончил, миледи. Словом, мой парень просто стоял, пока не явилась полиция. Лицо в крови. Самому досталось так же и т. д. и т. п. Но есть перелом – следовательно, тяжкое телесное повреждение. Полиция предъявила четырем разные обвинения. Но в суде прокурор настоял на организованной группе, тяжкие телесные второй степени – это от пяти до девяти лет. Все та же история. Мой клиент не участвовал в избиении. Его намеревались приговорить за преступления, совершенные другими людьми, его в них даже не обвиняли. Он не признал себя виновным. Надо было признать участие в драке, но меня там не было, я не мог дать ему совет. Юридическая помощь должна была показать присяжным полицейское фото его окровавленного лица. Как бы то ни было, парень со сломанной челюстью отказался подавать иск. Явился в суд как свидетель обвинения. Сказал, что не понимает, из-за чего шум. Сказал судье, что в лечении не нуждается, и через два дня после драки поехал отдыхать в Испанию. Денька два приходилось сосать водку через соломинку. И все дела – так он выразился. Это есть в протоколе суда.

Продолжая слушать, она поставила пальцы на клавиши, но не нажала.

Направимся домой, нагрузившись земляникой.

– Ясное дело, я никак не мог повлиять на вердикт присяжных. Я говорил семьдесят пять минут, пытаясь отделить Уэйна от остальных и снизить тяжкие телесные повреждения до третьей степени. В этом случае рекомендованный срок – от трех до пяти. Я убедительно доказывал, что ему должны скостить шесть месяцев за то необоснованное обвинение в изнасиловании. В таком случае ему было бы чуть-чуть до условного срока, которого только и заслуживала вся эта глупость. Остальные трое государственных защитников говорили по десять минут. Грэнэм подвел итог. Ленивый сукин сын. Ладно, слава богу, третья степень, но от квалификации «групповое преступление» не отступил и напрочь забыл о моих словах насчет того, сколько задолжал закон моему клиенту. Всем по два с половиной года. Лень и упрямство. Но на галерее родители остальных плакали от радости. Ждали по пять лет минимум. Полагаю, я оказал им услугу.

Фиона сказала: