Закон о детях

Настроение у нее было приподнятое, и когда подошел официант с серебряным подносом, она не смогла удержаться. Взяла бокал, и в это время в поле зрения, шагах в двадцати и за сто человек от нее показался Марк Бернер и предостерегающе покачал пальцем. Она приветствовала его поднятым бокалом и отпила. Потом приятель, старожил Королевской скамьи, повлек ее знакомиться с «блестящим барристером», который оказался вдобавок его племянником. Под взглядом гордого дяди она задала несколько сочувственных вопросов худому, тяжело заикавшемуся молодому человеку. Ей уже захотелось в более оживленную компанию, и тут налетела старая приятельница из Миддлтемпла, обняла и утащила в кружок молодых бунтовщиц-барристеров, которые стали шутливо ей жаловаться, что им не достается хорошей работы. Всю забирают мужчины.

В толпе ходили капельдинеры и объявляли, что концерт начинается. Публика неохотно рассаживалась по местам. Поначалу было трудно переключиться с хорошего вина и болтовни на серьезную музыку. Но бокалы были отданы, и гомон затихал. Когда она подходила к ступенькам справа от сцены, кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась – это был Шервуд Ранси, тот, кто вел дело Марты Лонгман. Почему-то в черном галстуке. Мужчинам в возрасте, с брюшком, униформа сообщала жалковатый, стиснутый вид. Он взял ее за локоть с намерением поделиться интересной новостью, не попавшей в газеты. Она наклонилась, чтобы расслышать его. Мысли ее уже были заняты концертом, сердце учащенно билось, ей было трудно сосредоточиться на его словах, но смысл она как будто уловила. Она попросила судью повторить, но в это время увидела впереди Марка – он обернулся и нетерпеливо делал ей знаки. Она выпрямилась, поблагодарила Ранси и пошла за тенором к сцене.

Пока они стояли перед ступеньками, дожидаясь, чтобы публика расселась и им дали знак начинать, Марк сказал:

– Вы как себя чувствуете?

– Хорошо. А что?

– Побледнели.

– М-м.

Фиона машинально дотронулась пальцами до волос. В другой руке были ноты. Она сжала их покрепче. Выглядит пьяной? Она прикинула, много ли выпито. Только три глотка белого вина, пока Марк не пригрозил. А всего, наверное, два бокала. Пустяки. Он подвел ее к лесенке, они подошли к роялю, склонили головы в поклоне и выслушали аплодисменты, полагавшиеся своим артистам. Как-никак это был их пятый рождественский концерт в Большом зале.

Она села, поставила перед собой ноты, подвинтила табуретку, глубоко вздохнула и медленно выдохнула, чтобы сбросить последние обрывки недавних разговоров – с заикавшимся барристером, с веселыми, ущемленными в работе молодыми женщинами. И с Ранси. Нет. Некогда думать. Марк кивнул ей, показывая, что готов, и сразу же ее пальцы сами извлекли из могучего инструмента несколько аккордов, а сознание будто лишь поспевало за ними. Тенор вступил идеально, и через несколько тактов они слились в едином движении к цели, что редко бывало на репетициях – уже не стараясь сосредоточиться только на том, чтобы исполнить правильно, а без усилий растворившись в музыке. У нее мелькнула мысль, что она выпила ровно столько, сколько надо. Спокойная мощь «Фациоли» воодушевляла ее. Их с Марком словно уносил с собой властный поток звуков. Его голос сегодня звучал теплее, он брал ноты прямо, без шаткого вибрато, к которому был иногда склонен, полностью отдавшись удовольствию от музыки Берлиоза в «Пастушьей песне», а потом в «Жалобе» с ее печально нисходящей мелодией в «Ah! Sans amour s’en aller sur la mer!»[27]. А у нее мелодия лилась из-под пальцев сама собой – она слышала ее, словно сидя в зале, словно от нее требовалось только присутствовать. Вместе с Марком она погрузилась в безграничное гиперпространство музицирования, не помня времени и цели. Только слабо брезжило в уме что-то, ожидавшее ее возвращения, но было это где-то внизу – чужеродное пятнышко в знакомом ландшафте. Может, его и не было, может, это был обман чувств.

Они будто очнулись от сна и стояли рядом, лицом к залу. Им громко аплодировали, но здесь всегда аплодировали громко. И таково было великодушие предрождественского Большого зала, что самыми громкими рукоплесканиями часто награждали более слабых исполнителей. Только встретив взгляд Марка и увидев блеск в его глазах, она уверилась, что они смогли подняться над уровнем обычной любительской игры. И привнесли в песни что-то свое. Если была среди слушателей женщина, на которую он хотел произвести впечатление, то он растопил ее сердце в старомодном стиле, и она непременно должна влюбиться в него.