Закон отражения

— Мой Император… Ваш отец — да будет спокойным его пребывание в садах Хаттара — не нарушал старых традиций. Мы надеемся, что вы пойдете по его стопам.

Голос мага был слащавым, лился, как медовый взвар.

— Я хочу, чтобы Закрытый город принимал участие в делах Империи, — жестко изрек Квентис, — почему вы отказываетесь? Не забывайте, что Закрытый город не устоит против Императорской армии.

— Но, мой повелитель… Дела Империи — вне магии, а нам, людям ученым, нет дела до того, что вне нашей науки. И потом, — голос внезапно обрел твердость закаленной стали, — Магистр будет опечален, узнав о том, что вы угрожали нам, смиренным ученым…

Квентис пожал плечами.

— Хорошо, маг. Но я желаю получить доказательства вашей лояльности. Мне не нравится, что в самом сердце Алларена сотни людей занимаются неизвестно чем, да еще и имеют наглость отказывать в присяге своему повелителю.

— Разумеется, мой Император. Магистр подозревал, что вы потребуете доказательств… И прислал вам в подарок… эту презренную нелюдь.

— На что она мне? — Квентис заглянул в черные глаза растрепанного существа и невольно поежился: взгляд нелюди буквально пылал ненавистью. Если могла бы, то загрызла.

— Магистр просил передать, что это дар Случая и что молодому Императору следует использовать его по назначению.

Скорее всего, в этот момент на лице Квентиса отразилось полное непонимание происходящего, потому что по тонким губам чародея скользнула хитрая улыбка.

— Вам следует допросить нелюдь, мой повелитель. И тогда кусочки мозаики соберутся воедино и покажутся вам весьма приятными…

Ворон остановился и негромко заржал. Это отвлекло Квентиса от размышлений; он огляделся и только тут заметил, что квартал Величия закончился, упершись в аспидно-черную зубчатую стену.

Закрытый город, где собрались маги Империи.

Квентис вздохнул и подумал, что надо было ехать в другую сторону, по кварталу Наследия — пусть и не столь красивому, но зато оканчивающемуся прелестным прудом.

Стена блестела, отражая лунный свет, и только сейчас Император заметил, что она словно вырублена из цельной каменной глыбы. Он задрал голову и посмотрел на устрашающего вида фигуру гарпии с распростертыми крыльями. На миг ему померещилось, что челюсти каменной твари шевелятся, пережевывая неведомую добычу; он зажмурился, а когда открыл глаза, гарпия снова была неподвижным, застывшим навеки камнем.

Вздохнув, Квентис предпочел считать возникшую иллюзию игрой лунного света или своего не в меру разыгравшегося воображения.

— Поехали, Геллер.

— Да, мой Император.

— А Дэйлорон я все равно заполучу. И ты — да, именно ты — станешь командором, главнокомандующим. Такова моя воля.

* * *

Гвейра Нион д'Амес задыхалась. Ноги с трудом отрывались от родной земли, каждый следующий шаг давался тяжело — словно она бежала по вязкому илу.

Поскальзываясь и едва ли чувствуя, как колючки раздирают одежду, юная дэйлор бежала из последних сил, прижимая к груди драгоценную ношу.

…Король умер — да здравствует король! Кейлор д'Амес, справедливейший и мудрейший правитель Дэйлорона, прекрасный, как лунный цветок, что каждую ночь раскрывается на черном зеркале Поющего озера, покинул этот мир столь внезапно, что не успел даже провозгласить имени наследника трона. В таких случаях, по закону дэйлор, следующим правителем становился брат усопшего из младшего правящего Дома. А жены умершего и личинки, не достигшие перехода, отправлялись вслед за своим господином.

Король должен быть один, дабы не вносить раздор и в без того слабое государство.

Гвейра Нион д'Амес, хватая ртом вязкий, с привкусом молодой хвои воздух, бежала. Без особой надежды уйти от погони, прижимая к сердцу крошечного принца, последнего из Дома д'Амес, кто мог бы носить корону… Мог… Если бы Кейлор успел провозгласить его наследником.

И разве может существовать что-либо более прекрасное, чем это покрытое серой, сморщенной кожей создание? Пусть сейчас он мало похож на дэйлор, но это начало жизненного пути любого из них. Первые пять лет жизни зубастая и когтистая личинка, затем — быстро растущий кокон, питаемый волшебством Дэйлорона, и, наконец, взрослый дэйлор, не знающий ничего, но слышащий голос своей земли и вобравший в себя память предков, а потому помнящий все, о чем могли поведать те, кто жил раньше…

Она крепче прижала к себе малыша. Сердце болезненно сжалось, когда тонкие, с острыми коготками пальчики вцепились в воротник.

Ему оставались считаные дни до окукливания. Суждено ли было этой крошке пережить преобразование собственного тела, в то время как едва ли не девять из десяти личинок погибали? Долгие пять лет Гвейра молила об этом землю и Поющее озеро. Она чувствовала, что сердце Дэйлорона внемлет, и верила в то, что эта личинка станет сильным воином. Разве могла она позволить, чтобы его лишили жизни теперь, когда только-только приоткрылся жизненный путь?