Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)

К пастору опять подошел длинный франт, то ли волонтер, то ли судейский, а поскольку он был на голову выше лютеранского попа, то склонился перед ним подобострастно- все выслужиться хотят перед ферморовым духовником. Белов машинально прошел вперед, всматриваясь в штатского, а тот, явно почувствовав на себе взгляд, повернул голову, и Александр, с изумлением и счастьем почти детским, понял, что никакой это не франт, а Никита Оленев. На лице друга появилась нерешительная улыбка, он словно боялся поверить в чудо встречи, потом он вздохнул глубоко и бросился к Александру

Через час друзья сидели в чистой горнице временного Сашиного пристанища, а хозяин заставлял стол пузатыми бутылями с легким лифляндским пивом, июльскими дарами огородов, принес и жареную курицу, и тефтели с подливой - сил нет, вкусно!

Александр ликовал. Вернувшись в полк, он узнал, что любители парного молока давно вернулись из своей "рекогносцировки", за фуражом были посланы подводы. Теперь он принадлежал только себе и Никите.

Ели, пили, балагурили, стараясь пока не говорить ни о чем серьезном, все по верхам: какая погода в Кенигсберге, каков характер у генерала Б. да кто такой пастор Тесин. Здесь же Никита рассказал, как был принят по рекомендательному письму Шувалова самим фельдмаршалом.

- Я бы не осмелился идти к Фермеру, неловок, ты понимаешь, но пастор Тесин - поистине незаменимый человек - сам отнес мое письмо. Я был приглашен к обеду. Обед был в честь... не понял, в честь чего, но ликеры пили и виват кричали.

- Обед был в городе? У бургомистра небось?

- Что ты? В чистом поле, в его шатре, а суповые миски с позолотой внутри - по всем светским правилам. Смешно, право... Кушанья разносили гренадеры.

- Это не мои,- угрюмо сказал Белов.- Ни я сам, ни гренадеры мои в шатер фельдмаршала не вхожи. И вообще, Никита, мои виды на славу, карьеру и успех сузились во-он до той полоски на горизонте,- он указал в окно, на синенький просвет в пасмурном, закатном небе,- а вокруг все тучи, кручи и прочий беспорядок. Бестужев, мой враг и благодетель, пал, а других радетелей о себе не имею.

- Уж не повесил ли ты нос, гардемарин? - усмехнулся Никита.

- Повесил, на гвоздь...

- Ладно, сейчас я тебя развеселю,- Никита прихлебнул вина, отер рот.- Рад сообщить, что у вас, сударь, появился еще один радетель. Великая княгиня.

- Их высочество?- иронично скривился Александр.

- Именно. Она велела передать, говорю почти дословно, дело Апраксина не кончено, тебе никакая реальная опасность не грозит, но лучше не высовываться, если не хочешь быть востребованным как свидетель. Ты в этом что-нибудь понимаешь?

- К сожалению,- бросил Александр хмуро, и Никита понял, что друг не хочет подробничать на этот счет, ну и пусть его.- А с чего это вдруг великая княгиня дала тебе подобное поручение? - не удержался он от вопроса.

- Это длинная история. Она знала, что я еду в Пруссию. А в армию я явился не воевать, а к тебе за помощью.

Стало совсем темно, хозяин принес сальные свечи. Белов попросил еще пива. Вино кончилось... А не кофе же лакать в этой дыре, где чай не признают, а водку не гонят.

- Ну что там, выкладывай.- Белов подпер щеку рукой, неотрывно глядя на узкий язычок пламени.

- Я приехал в Пруссию на поиск княжны Мелитрисы Репнинской...- и Никита в меру подробно и совершенно откровенно рассказал все, что связывало его с "астрой и звездочкой", а иными словами, опекаемой им фрейлиной Ее Величества.

Александр слушал не перебивая, только лоб тер, словно хотел разгладить ранние морщины, а потом начал теребить нижнюю губу, которая кривилась в подобие улыбки.

- А ведь и впрямь развеселил, князь,- заметил он, когда Никита кончил свой рассказ.- Это ли не смешно, что мы одной и той же Мамоне служим, а получаем только зуботычины. Да, да, как говорили древние греки, посмотрел дурак на дурака, да и плюнул - эка невидаль...

- Я тебя не понимаю.

- Да уж куда там... Ты знаешь, зачем я ездил к, Апраксину в ноябре? За этими самыми письмами.

- Да ну? - Никита был так ошарашен, что вскочил на ноги, тень от его фигуры зависла над Александром.

- А ты знаешь, как попали эти письма к фрейлине Репнинской?- с напором продолжил Александр.-Через батюшку, полковника Репнинского. Он был доверенным лицом великой княгини,

- А я-то подумал, что это она так расстаралась.

- Для себя их высочество расстарались.

- Да будет тебе, Сашка. Великая княгиня добра. Мелитрисе она вполне искренне хотела помочь... Белов вдруг насмешливо сморщил нос:

- А ты не влюблен ли, гардемарин? Она хорошенькая - твоя фрейлина?

- Ну что ты порешь чушь? Влюблен - не влюблен... В этом ли сейчас дело? Сейчас главное- ее из рук Тайной канцелярии вырвать.

- А из первой бочки пиво лучше было... Не находишь? Это горчит,- он отставил кружку.- А с чего ты взял, что княжна в руках Тайной канцелярии? Скажи на милость, зачем бы им тащить княжну в Пруссию? Они бы и дома подыскали хороший сырой каземат и повели неторопливое следствие. Да ты их повадки лучше меня знаешь.

Дверь вдруг распахнулась, и на пороге появился Гаврила в ночном колпаке и пледе.