Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)

А в подвале меж тем уже шла игра. Одна колода карт сыскалась в полевой сумке подполковника, другую достал в городе заботливый лекарь. В самом деле, не умирать же раненым со скуки! Играли по маленькой. Полковник Белов внес изменения в устав игры: как только некто выигрывает пять монет, он обязан жертвовать их на лекарства. Новые правила направили азарт играющих совсем в другом направлении. Поскольку колоды было только две, то играли "с вышибанием", както сами собой организовались две команды, у каждой были свои сочувствующие, они бились об заклад, с тем чтобы выигрыш тоже употребить на йод и микстуры.

Теперь в камере было больше хохота, чем стонов, и даже рассказы о недавнем сражении приобрели другой, бесшабашный оттенок. О своих полках, о доме, о столь ожидаемом обмене пленными не говорили ни слова, будто зарок дали, и если вдруг тяжелая душная тоска повисала над лазаретом, а тоска болезнь заразительная, то какой-нибудь звонкий голос возвращал разговорам мажорную ноту.

- Господа, я предлагаю выигрыш от закладов тратить на жратву.

- Присоединяюсь. Жратва - то же лекарство.

- И пиво. Пиво тоже микстура.

- От пива слабит. Вино или водка, это действительно лекарство!

- Игра, господа!

- Нет, в долг я вам не дам, не отдадите. Разве что, как в кабаке, играем на вашу епанчу... или чулки.

- А честь мундира? И потом, как же я без чулок-то? Лучше я буду зрителем.

- Надолго ли вас хватит!

- Господа, послушайте, какой конфуз! Перед Цорндорфом я проигрался в прах. Платить нечем. Майор Кротов поверил в долг до вечера- В сражении нас с Кротовым разметало в разные стороны. Я вздохнул с облегчением. Но вообразите мой восторг, когда сегодня утром лекарь сообщил мне, что майор Кротов с разрубленным плечом сидит под нами в кистринском подвале. И требует долг!

Оглушительный хохот был сочувствием рассказчику.

В разгар веселья к Белову подошел мальчик с кружкой в руке.

- Пейте ваш отвар, господин Белов.

Александр припал к кружке, мальчик, склонившись, внимательно изучал его лицо.

- Теперь позвольте перевязать вашу рану.

- Какая там рана! Царапина. Так заживет.

- Нет уж, вы позвольте. Отойдем к окну,- голос мальчика звучал умоляюще, и Белов покорно последовал за ним.

У окна всегда кто-нибудь сидел, как впередсмотрящий на рее, и без перерыва сообщал лазаретному обществу подробности из жизни крепости:

- Рыжий шельма куда-то поперся,- так они называли офицера из охраны,- бодренько... Солдаты прискакали на рысях... трое... видно, жрать пошли... Дрова привезли, загодя... аккуратная нация... туши скотские волокут... это не про нас...

- Пожалуйста, оставьте нас на некоторое время,- вежливо обратился мальчик к драгунскому капитану у окна.- Я должен перебинтовать рану господина полковника.

Капитан фыркнул недовольно, но отошел. Прохладные и чуткие пальцы мальчика коснулись лба Белова. Когда он стал отрывать пропитанные сукровицей и гноем бинты, Александр крякнул негодующе, но шепотом заданный вопрос заставил его забыть о боли.

- Скажите, господин полковник, у вас есть такой друг - князь Оленев?

- А как же!

- Тише, умоляю. Не рассказывал ли вам князь Никита о некой особе, фрейлине их величества?

- Мелитрисе Репнинской? Он разыскивает ее по всей Пруссии. В Познань за ней поехал...

- В Познань? - прошептал мальчик.- Князь Никита был в Познани? А я...- в его голосе послышались слезы.

Александр вырвал голову из его рук и посмотрел внимательно на обиженное, худенькое личико, под глазами синяки, губы пухлые, уголки кровят, видно, от недоедания.

- Княжна, это вы? - спросил он шепотом, заранее уверенный в ответе. - Ти-ише...

- Свят, свят. Бог Саваоф... Как вы здесь оказались?

- Это длинная история. Вы поможете мне выбраться отсюда?

- Жизни не пожалею. Здесь где-то в крепости среди пленных пастор Тесин. Он близко сошелся с Никитой. Может быть, он о князе что-нибудь знает?- Мелитриса закивала быстро, завязала бинт тугим узелком. На этом и расстались.

Неожиданная встреча потрясла Александра. Он понял, что судьба вручила ему обязанность заботиться об этой несчастной и странной девушке. Но как держится! Ни слова жалобы... Она, наверное, мерзнет в этой жалкой одежде, но это не главное - одна среди мужичья, никто же не знает, что она девица. Сколько вопросов он должен ей задать, чтобы осмыслить происходящее. Но, может быть, это нескромно- лезть в чужую душу? Ой... какая, к чертовой матери, скромность? Мы в плену!

На следующий день Белов с нетерпением ждал появления "мальчика", но им удалось обменяться только двумя фразами.

- Вы спросила пастора про Никиту?

- Да, но он отказался говорить на эту тему.

- Вы сказали ему - кто вы?

Мелитриса отрицательно покачала головой.

- У пастора Тесина здесь очень много забот, зачем отягощать его плечи еще одной?

- Но почему?

- Боюсь, его очень смутит сама мысль, что я женщина. Нельзя требовать от него больше, чем он может дать. Он и так мне помог. Он святой, право слово...- Мелитриса говорила спокойно, ласково, как-то очень женственно клоня голову набок,