Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)

Удивительно, что другие не угадывали в "мальчике" девицу. Прозрев, Александр уже забыл, что и сам испытывал к помощнику лекаря только жалость и благодарность. Он присмотрелся к своим товарищам, пожалуй, они были внимательнее, чем он сам. Во всяком случае, все с "мальчиком" были ласковы, обращались зачастую на "вы", но никто не задавался вопросом- как он сюда попал- Видимо, легенда о том, что "мальчик" сын покойного полковника, достигла и офицерского каземата. А хорошо бы, чтоб эти охламоны хоть материться при Мелитрисе перестали! Может быть, поставить их на место, раскрыть им глаза. Знаешь, гардемарин, и думать забудь! Это не твоя тайна.

Обращение к себе забытым юношеским "титулом" заставило Белова улыбнуться. А ведь само выскочило! Неужели жизнь опять требует от него романтических подвигов? Жизнь, господа, Родине, честь, господа, никому! И вперед, гардемарины!

На следующий день Белову выпала очередь дежурить у окна и оповещать раненых о жизни крепости. Дежурству этому каждый в казарме радовался, как подарку. Белов расположился с комфортом, даже соломы подстелил, чтоб задница от камней не мерзла.

- Господа, у нас гости... Ого, карета о двух гнедых... очень недурных, между прочим. Карета из дорогих, кто-то к нам пожаловал из начальства...

Лакированная карета имела очень странный силуэт, она была выше обычной и из-за обилия багажа казалась брюхатой. Карета обогнула по дуге широкий двор и остановилась возле входа в главную башню.

- Ба... штатский,-крикнул Белов, глядя на вылезающего из кареты пассажира, тот поднял лицо, и Александр обмер.- Банкир... он же Сакромозо,- прошептал он одними губами. .

В лазарете шла активная игра, поэтому раненые не обратили особого внимания на внезапное молчание "впередсмотрящего".

За Сакромозо из кареты вылез плотный верзила - монах. А не эти ли могучие плечи он видел рядом с Цейхелем в польской деревне?

- Ой, неужели... быть не может... Василий Федорович...- вдруг услышал Александр шепот за спиной.

Рядом стоял "мальчик", он подошел совсем неслышно и через плечо Александра внимательно смотрел во двор.

- Какой еще Василий Федорович?- прошептал Белов подозрительно.

- Лядащев... Да вон же он... кучер!

Белов всмотрелся внимательно. Да, это был он, костюм простолюдина сидел на нем ловко и естественно - со спины, а профиль вызывал невольную улыбку. Ну и пузат был Василий Федорович, словно на шестом месяце. О... пошелпошел... походка явно чужая, хромает и ногу волочит при ходьбе. А может быть, он ранен?

- Ну вот, теперь все будет хорошо,- истово перекрестилась Мелитриса.- Это он за мной приехал,- глаза ее опять влажно заблестели, но никаких тебе слез, только восторг.

- Да откуда же он знает, что вы здесь? - рассеянно прошептал Александр.- Видно, у него в этой крепости свои дела. Но во всяком случае, гардемарины, это нам очень на руку!

Лядащев

Мудрец Монтенье своих трудах писал: "...пока мы сами устанавливаем правила своего поведения, мы обречены на чудовищный хаос". Цитату эту вспомнил Лядащев, когда очутился во внутреннем дворе Кистринской крепости. Изречение всплыло в памяти .вроде бы и некстати, потому что Монтень употребил его, кажется, относительно обычаев в чужой стране, но Василий Федорович примерил цитату на себя, и она пришлась ему впору, как старый камзол.

Правила своего поведения надо устанавливать, сообразуясь с общими правилами, ситуацией и законами бытия, которые говорили ясно - надо брать Бромберга, а если хотите, Сакромозо, еще на постоялом дворе:

двое на дворе справились бы, а он, Лядащев, пошел на поводу собственной натуры, ввязавшись в авантюру, суть которой - проникнуть вместе с банкиром в логово Фридриха и в его секретный отдел в Берлине. Вместо этого они явились в сожженный Кистрин и сколько проторчат здесь - неизвестно.

Банкир, он же рыцарь, все время опережал Лядащева на один ход. Когда по зрелому размышлению и сопоставлению фактов связей стало ясно, что банкир и есть Сакромозо - право же, больше некому! - и осталось сделать один мазок на пестром полотне - визуальное опознание, банкир сбежал в Лондон. Чиновник из Тайной канцелярии, специально для опознания приехавший из Петербурга, только крякнул от возмущения:

- Надо было брать! Сами же говорили, Сакромозо - резидент прусского секретного отдела!

- А если это не он? Если мы ошибаемся?

- Но мы же прислали вам словесный портрет. Неужели этого мало?

- Да он растолстел, как боров! - взорвался Лядащев.- Ваш словесный портрет ничему не противоречит, но ничего не утверждает. Рост, цвет глаз, породистый нос - это еще не улики!

- Ну давайте пройдем все по пунктам...

- Пунктами мы ничего не добьемся. Вам надобно его дождаться.

- А если он вообще не вернется в Кенигсберг? - возопил чиновник.

- Вернется. У него здесь банк.

Чиновнику нашлась работа в военной канцелярии в замке. Он не жаловался на вынужденную задержку, каждому охота пожить за границей и добавку к жалованию получить.

О возвращении банкира сообщил агент Почкин, который в страшном возбуждении явился на секретную квартиру, тыча в лицо туго свернутую бумагу.