Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)

Кряхтя и стеная, мельник стал одеваться, сходил в глубь дома, пошептал что-то тихим, как мыши, домочадцам, потом вывел лошаденку без седла. Поехали...

Вскоре они были уже на прежней горной дороге. Ночная сырость пробирала до костей. Мелитриса заснула, доверчиво припав к груди Тесина. Пастор занемел, как отсиженная нога, но остерегался шевелиться, боясь разбудить девушку.

- Ты предупреди, когда русских увидишь,- сказал борющийся с дремой трубач.- Тогда остановимся, и я по всем правилам сыграю та-та... здесь фадиез... та-та, что значит: парламентарии едут.

Мельник не ответил.

- Понял, что ли?

- Кабы русские нас сами раньше не увидели,- проворчал мельник, зорко глядя по сторонам.

Прошел еще час. Светало. Кустарники обочь дороги выглядели совершенно мирно и безопасно, поодаль маячил небольшой лесок. Вдруг раздался оглушительный свист, соленый, злобный окрик, на дорогу выскочило сразу несколько солдат в русской форме. Тесин почувствовал, как его стащили с лошади, засунули в рот кляп и поволокли куда-то, громко переругиваясь. Сзади пронзительно, поминая черта, кричал трубач, но скоро и он замолк. "Только бы не прибили его. Господи,- с ужасом подумал Тесин.- Где Мелитриса?" Последняя мысль заставила его дернуться в руках тащившего его верзилы. Ответом был удар в челюсть и новый поток брани. По некоторым словам и выражениям, которые без труда отличит каждый иностранец, пастор догадался, что он у русских.

Здесь же в кустах трубача раздели почти донага и трубу отняли. Пастора вертели в руках как куклу, но сутану не сняли, может быть за полной ненадобностью, но скорее из уважения к сану. Во всяком случае, так показалось Тесину, хоть он мало понимал из беглого разговора. Более всего обозлила солдат бедность захваченных в плен, хороша добыча - сапоги с заплатой, тощий кошелек и чужой мундир, трубу в расчет не брали. Мелитрисы нигде не было видно, и мельник исчез, растворился в белесом утреннем тумане вместе с кургузой лошадкой. Тесин не без внутреннего смешка подумал, что знание русского языка им не понадобилось и без фа-диеза обошлись. Кляп во рту разрешал все сомненья и страхи трубача. Несчастный парламентарий стоял, придерживая рукой порты, таращился на чужие мундиры и мелко дрожал то ли от страха, то ли от холода.

Голосок Мелитрисы Тесин услыхал до того, как она появилась. Потом из-за кустов вынырнула фигура офицера, за ним, не поспевая за широкими шагами, семенила Мелитриса. Солдат ловко вытащил изо рта пастора влажный, тугой кляп.

- Правду ли говорит этот юноша?- спросил офицер строго.- Вы пастор Тесин?

- Святая правда. Я пастор их превосходительства графа Фермера.

Движение офицерских бровей, и трубачу вернули все его имущество, надели сапоги, сунули в карман кошелек и даже посадили на лошадь.

- Не говорите, кто я,- только и успела шепнуть Мелитриса.

К Тесину уже подвели лошадь.

Спустя полчаса пастор сидел у генерала Юдина и неторопливо рассказывал историю своего пленения и содержания в кистринском лазарете.

- Об этом мы потом поговорим подробнее,- закончил беседу генерал.- А теперь отдыхайте. Да... кто этот мальчик?

- Он со мной, служка...

Больше вопросов Тесину не задавали. Трубачу пожаловали двадцать пять рублей, дали охранную бумагу и проводили к своим.

С Мелитрисой Тесин встретился в походной кухне. На столе стоял сытный завтрак, дымился крепкий кофе.

- Ну вот мы и у своих,- со вздохом сказал пастор.

Магический ключ

Разговор за ужином у генерала Дона был нетороплив и приятен, но, словно оспины на чистом лице, были рассыпаны в нем неприятные сообщения, очень тревожившие Сакромозо.

- Фермор называет поражение при Цорндорфе "неудачным случаем",- с насмешливой улыбкой сказал генерал и стал очень подробно и смешно описывать неповоротливость русских в этой баталии, повальное пьянство, особо коснулся славных успехов прусской кавалерии.- Говорят, перед штурмом король велел передать Зейдлипу: "Скажите генералу, что он головой отвечает за эту битву!" Ответ Зайдлица заслуживает анналов истории: "Передайте королю, что после битвы моя голова в его распоряжении!"

Красиво, что и говорить! Но после описания битвы Дона с той же значительностью и скрупулезностью стал рассказывать об отступлении русских. Они уходили с поля боя на виду нашей армии, построившись в две колонны, в полном боевом порядке, между колоннами шли обозы с ранеными и матерьяльной частью, солдаты на руках тащили артиллерию, в том числе трофейную, а также уносили десять прусских знамен.

Сакромозо не мог скрыть своего удивления:

- Но почему же король не преследовал их? Почему не разгромил противника полностью?

- Господин банкир, мы потеряли под Цорндорфом одиннадцать тысяч человек, и что особенно важно- ощущение собственной победы. Кто знает, что было бы, не наткнись русская солдатня на бочки с вином? В рукопашном бою русские не знают себе равных. Большая часть ран в нашей коннице сабельные, и раны нанесли пехотинцы. Выпьем за победу?

- Выпьем... А каковы дальнейшие планы?