Ну подмоги, беспокойная душа, подмоги… Никита спрыгнул на пол и очутился в столовой на первом этаже. Что-то в комнате изменилось. А… вот окна задернуты шторами, и оттого полумрак. Три часа назад здесь все было залито солнцем. Он пересек прихожую и вошел в комнату, где лежал раненый. Она была пуста. Более того, она была убрана. С пола вытерли кровь, поставили на место мебель, поломанный табурет бесследно исчез.
Никита тряхнул головой, словно пытался вывести себя из состояния обморока или шока. Что за странный спектакль разыграла перед ним жизнь. На миг ему представилось, что, как только его карета свернула за угол, мертвец преспокойно встал, снял испачканный краской или клюквенным соком камзол — чем имитируют кровь в театре? — сунул этот камзол в сумку и направился к двери, а раненый прытко вскочил: подожди, я с тобой… Видно, так искусно была «разбита» его голова, что даже Гаврила не заметил подделки.
Он поднялся по лестнице наверх. В спальне тоже был полный порядок — ни развешанных платьев, ни предметов туалета. Весь реквизит «актеры» унесли с собой.
— Надо ехать, барин. Здесь мы ничего не дождемся.
— Но как они смогли вынести незаметно вещи, раненого и мертвеца?
— Почему незаметно. Через сад…
Конечно… Какой он болван! Третья дверь в прихожей вела в кухню, а оттуда прямиком в сад. Как он не заглянул туда раньше? Ясно, что кроме раненого в этом доме обитал еще кто-то…
Теперь можно не торопиться. Никита вдруг со всей очевидностью понял, что с самого начала не верил в удачу. И может быть, весь остаток жизни уйдет на то, что он будет мотаться по городам и государствам в поисках ускользающей тени, миража, имя которому — Мелитриса. Но бред раненого — реальность, уже хотя бы потому, что он знает эти имена — Цейхель и Сакромозо. Только бы доехать до Александра. Они сядут рядом и составят четкий план действий. Что за насмешка судьбы? Почему этот оборотень, прикинувшийся банкиром, так нагло и по-хозяйски распоряжается жизнью его самого и его близких. Его надо найти… найти и убить, потому что он шпион, враг и негодяй!
Так думал князь Оленев, глядя на неторопливо пробегавшую мимо деревеньку, она словно повертывалась к путникам то одним своим боком, то другим. Дубы у погребца хороши, ох и желудей с них, наверное, будет по осени… А вот и мельница. Сетчатые крылья закреплены, не вращаются. В этом было что-то противоестественное, словно стрекоза перестала трепетать крыльями, но не упала, зависнув в воздушном потоке. А потом потянулось озеро… Вода, с отраженным в нем закатом, морщилась, напоминая заморский шелк.
«Как там дальше-то? — с раздражением подумал Никита. — А… вот:
О, как прав скромный поэт Дубровский![9]
А ты идиот, князь Оленев! Что тобой движет? Любовь? А может быть, желание исполнить долг опекунский? Ах ты, Господи, Господи»…Когда на следующий день карета князя вернулась в Ландсберг, Никита не застал там ни Белова, ни его полка. Вся русская армия пришла в движение.
— Куда движемся, голубчик? — спросил Никита у начальника обоза, который поспешал вслед передовым отрядам.
— А шут его знает, сударь. Вперед… Знать бы, где он, этот перед…
Фельдмаршал Фермор вел свои войска к крепости Кистрин.
Взгляд назад
Мы оставили нашу героиню в тайном доме в Кенигсберге в обществе небезызвестного Акима Анатольевича. Мелитриса не только не обрадовалась встрече с ним, но пришла в совершенное уныние. Жизнь ее сделала крутой виток, но завихрение событий не подняло ее вверх, не приблизило к выходу из больной ситуации, а вернуло к отправной точке. Кенигсбергское узилище мало отличалось от мызы под Кенигсбергом, и страж тот же, и носа на улицу не высунуть, и будущее так же выглядит неясным и безнадежным.
Мелитриса не знала, что Лядащев и Аким Анатольевич развели самую активную деятельность. Первая попытка с помощью Мелитрисы выйти на Сакромозо кончилась для них полной неудачей, все усилия ушли в песок.
Кроме Цейхеля на встречу в белый особняк приезжал еще маленький, яркий, как колибри, человечек. Лядащев сам видел, как он вместе с Цейхелем садился в карету. Далее слежку Василий Федорович осуществлял верхами. На полпути к своему дому Цейхель высадил человечка на темной улице, и тот проворно нырнул в трехэтажный, невзрачного вида дом. Естественно, Лядащев продолжил слежку за Цейхелем, проводил его до самого дома, а на следующий день наведывался в трехэтажный дом, расположение которого хорошо запомнил. Выяснилось, что дом полностью сдается внаем бедной, неразговорчивой и мрачной публике, что парадная дверь в доме не закрывается ни днем, ни ночью и что черный ход его выходит на канал.