Как и прежде, при любой возможности они пускали к себе приезжих, предусмотрительно устроив себе «комнату» в маленьком дощатом сарайчике во дворе. Даже при большом наплыве желающих провести отпуск у моря, в перегруженном людьми и дороговизной курортном местечке, сдать их убогую комнату можно было только за сущие гроши. Снимали ее какие-нибудь очень неприхотливые гости или нищие студенты, рискнувшие поехать к морю, не имея лишнего рубля в кармане. Летом и частично в бархатный сезон комната пустовала не часто. Но денег, чтобы сделать самый убогий ремонт, как не было, так и нет. Не богаче жили и другие обитатели этого «караван-сарая», в большинстве работавшие в местных санаториях и домах отдыха на подсобных, низкооплачиваемых должностях. Легче, возможно, было тем, кто работал «при кухне».
Теперь даже одного внимательного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, насколько хуже стало без него в доме. И он окончательно растерялся. Может быть, он и правда поторопился с женитьбой?
Андрей, конечно, был рад, что вырвался отсюда, нравился ему и его институт, и преподаватели, и ребята, соседи по комнате, и то, что он может сам себя обеспечить, имея возможность подработать. Однако постоянное беспокойство о матери и его младшем брате сидело в мозгу, как заноза. Конечно, он знал, Оксана ему писала, что отец пытается бросить пить, но пока не получается. Хуже, что и Пашка стал выпивать. А одна мать ничего поделать не может, да и кто ее слушает? Не может она повлиять даже на Пашку, которому только четырнадцать, не то, чтобы уговорить отца не пить. Терпеливо ждет его, самого умного в их семье, чтобы он что-то придумал. А что он может?
Земля снова проваливалась у него под ногами. Если он сейчас сорвется и уедет, дом рухнет, и он ничего не сможет сделать.
Заставив себя немного успокоиться и понимая, что Андрею ещё хуже, чем ей, Маша уговорила себя остаться, чтобы не обижать ни его, ни его родителей. «Его мать ни в чем не виновата! Ей самой плохо. Наверное, самой некуда уйти». От всего этого Андрею хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, ничего больше не видеть и не слышать. Умереть. Но сердечная боль не позволяла расслабиться. Надо искать пути, как бы помочь, хотя бы матери и Пашке. Если бы он был волшебником, или случилось бы чудо… А вот теперь всем им так плохо – каждому по-своему. Маше с ним тоже.
Как и большинство обитателей таких мест, его семья жила как бы на обочине чьей-то «красивой жизни». У двух категорий постоянно и почти безвылазно живущих здесь, учителей и врачей, в руках было, худо-бедно, благородное дело – воспитание детей и заботы о здоровье людей. У продавцов, поваров и официантов – всегда были какие-то средства к существованию. Остальные зависели от наплыва или отсутствия курортников, с путевками в санатории и дома отдыха или без оных. «Дикари» и были основным источником доходов местных жителей, которые, перемещаясь в сарайчики или под навесы, сдавали свое жилье жаждущим глотнуть свежего морского воздуха, погреться на солнышке, вдоволь покупаться и поплавать.
С весны до осени, особенно в «бархатный сезон», мимо «коренных» обитателей городка текло лихорадочное веселье доживших до победы праздных людей – изголодавшихся по женской ласке мужчин, отчаянных легкомысленных девчонок, модных дам и стареющих вдов, все еще надеявшихся ухватить свою долю счастья. Нередко появлялись здесь и люди с шальными, на один вечер, деньгами. Им же, постоянным жителям городка, и на один такой праздный денек честно заработать было невозможно. А уж семье, где были пьющие, зарплаты всегда не хватало. После того как курортники разъезжались, улицы городка словно вымирали, и чувство тоскливого однообразия и безысходности накрывало город с головой, словно ватным одеялом.
Старые, умудренные прожитыми годами люди понимали, что летом вокруг них текла не настоящая жизнь, а разыгрывалось короткое феерическое действо на фоне сочных и ярких южных декораций, но стоило раздаться паровозному гудку, и для очередной партии отдыхающих все это безудержное веселье заканчивалось с последней рюмкой теплого молодого вина или разбавленного пива.
Втиснув еще не очнувшихся от курортных грез всех без разбора «отдохнувших» в душные грязные вагоны или салоны самолетов, судьба снова мчала их в собственную невеселую обыденность – работа-дорога-очереди-дом.
Из осевших здесь после войны только редкие, самые смелые решались уехать из этого благодатного края и не возвращаться в этот карнавальный город. Они понимали, что атмосфера постоянного праздника смущает, дурачит иллюзиями их детей, портит им жизнь. Проблема была в другом – в незнакомом месте не было ни жилья, ни работы, да и климат суровее, в сарайчике даже летом уже не проживешь.