Закон парных случаев

- Ты… я так понимаю, чай специально опрокинула? – то ли спросил, то ли просто заметил он, стараясь не смотреть на ее высокую грудь, тонкую талию и узкую белую полоску трусиков, перечеркивающую бедра.

Она подошла к нему, положила руки на плечи. Он снова почувствовал, как просыпается в мозгу маленький вулкан, как пылающая лава заливает голову, стекает ниже.

- Ты понимаешь, что делаешь? – с трудом ворочая пересохшим от жара языком, спросил он.

- Да.

- Мне кажется… это ни к чему.

- Почему? – прошептала она все сильнее прижимаясь к нему.

- Ты еще ребенок.

- Я не ребенок. И я… люблю тебя.

И все исчезло. Мир за стенами комнаты пропал. Все, что было раньше, эти бесконечные девицы с их роскошными бюстами и бедрами, ужимками, глупыми словечками и стонами – все это было только для одного. Для того, чтобы научиться быть осторожным, нежным и страстным. Для нее одной. Для Насти.

- Послушай, - спохватился он в последний момент, - у меня нет ничего… ну, ты понимаешь? Как бы ты не…

- Не бойся, - улыбнулась она, ясно и бесхитростно. – Я посчитала. Ничего не должно случиться.

Как он мог быть таким беспечным, почему поверил ей? Почему не вытолкнул пинком из постели, не заставил одеться и уйти? Она, наверно, возненавидела бы его, но… Но осталась бы жива. Если б только он мог знать наперед!

Просто он был слишком уж счастлив. А от счастья люди глупеют, это всем известно.

Она приходила к нему еще пять раз, каждый день. И все было чудесно, необыкновенно, волшебно. А потом зарядили дожди, и мама вернулась с дачи раньше, чем собиралась. И ему оставалось только стоять у окна, смотреть на бегущие по стеклу потоки воды и медленно умирать от мучительного желания и жара в мозгу.

Они снова бродили по улицам, сидели на подоконниках чужих лестниц и целовались, только теперь это было уже не предвкушением будущей радости, а чем-то обидно дразнящим. Как будто ребенку дали лизнуть конфету и тут же отняли, предложив забавляться ее яркой оберткой.

Один раз ему удалось уговорить приятеля пустить их с Настей к себе домой, на пару часов. И все было бы замечательно, да и было замечательно, когда они, изголодавшиеся, набросились друг на друга, как сумасшедшие. Только вот потом ему хотелось выть волком. Потому что чужая постель, торопливые ласки, тикающий на тумбочке будильник – все это напоминало: они вынуждены прятаться, как воры, как преступники.

А потом в глазах Насти появилось что-то странное – недоумение, тревога, страх. Она отнекивалась, уверяла, что все в порядке, а он уже знал: не в порядке. Отмахивался от ужасающей мысли: нет, такого не может быть. Отмахивался, пока не увидел ее дрожащие губы и наполненные слезами глаза. Пока не услышал:

- Олег, я беременна.

- Ты уверена? Может, просто задержка?

Как будто кто-то другой говорил это. Как будто какой-то другой мужчина, ведь каждый день десятки и сотни мужчин говорят это своим женщинам. И в книгах это было – у Драйзера, Моэма, Кронина. Да и он сам уже говорил это… Гале. Или Наташке? И ведь все обошлось. Или она сделала аборт? Он так и не узнал, потому что больше не виделся ни с той, ни с другой.

- Уже неделя. Раньше никогда так не было.

Он лихорадочно пытался сообразить, что делать. Если узнает Ольга, если узнают ее родители… Мысли метались, как напуганные выстрелом птицы. Это были мысли трусливого нашкодившего мальчишки, но он никак не мог с собой справиться.

Найти врача, найти деньги… Где? Где он их найдет? Занять? У кого?

А может, просто плюнуть на все, сесть в поезд и уехать куда глаза глядят? Устроиться на работу, снять комнату?

Прекрати это, мысленно прикрикнул он на себя. Может, ты и трус, но никак не подлая сволочь.

- Что мы будем делать? – спросил он. – Если это подтвердится – что мы будем делать?

Она бледно улыбнулась ему, словно благодаря за это его «мы».

- Я буду рожать.

- Ты с ума сошла? Тебе пятнадцать лет!

- Ну и что? Я сама виновата. Мне и расхлебывать. А убить ребенка я не дам.

- Это я виноват, а не ты. Я старше и… - он запнулся, не желая говорить «опытнее», какой уж тут опыт, если она забеременела. – И это наш ребенок. И расхлебывать – нам. А не тебе.

- Олег, я не буду делать аборт!

Она почти кричала, и на них начала оборачиваться. Они сидели на скамейке в скверике на площади Тургенева, где всегда было множество молодых мам с колясками. От одного их вида сейчас его бросало в дрожь.

- Настя, тебя заставят, - он изо всех сил старался говорить спокойно, но голос срывался. – Узнает Ольга, позвонит вашим родителям…

- Я ничего ей не скажу. До тех пор, пока уже не будет поздно что-то делать. А там… Там посмотрим.

- Господи, какая же ты еще наивная, - застонал он. – Аборт можно сделать на любом сроке. Только на позднем это называется искусственные роды. Я еще раз говорю, тебя заставят. А меня – посадят.

- За что? – широко распахнула глаза Настя.

- А вот за то. Ты несовершеннолетняя.

- Но ведь мы любим друг друга?

- Кого это интересует? Послушай, есть только два варианта. Либо ты все-таки делаешь аборт, пока никто не узнал. Но для этого нужны деньги. Большие деньги. И связи. Опять же потому, что ты несовершеннолетняя