Закон подлости

Году в 1985-м на Таганской площади встретил я своего знакомого, Валерия Лёвушкина, основателя некогда известного ансамбля «Бим-Бом».

Он, Лёвушкин, направлялся на Птичий рынок. А я никогда в жизни не был на этом рынке. Слышал, но не видел. Я был с машиной, посадил туда Лёвушкина, и поехали вместе на этот рынок.

На рынке мы разошлись. Он по своим делам, а я пошёл просто посмотреть, что там творится.

А творилось там что-то невероятное. Рынок просто потряс меня своей живописностью. Кого там только и чего там только не было.

Я вспомнил тут же анекдот.

Идёт по рынку мужик с медведем на цепи. Медведь всё время рвётся ко всем встречным. Милиционер кричит мужику:

– Куда с медведем? А ну пошёл отсюда.

Мужик говорит:

– Товарищ милиционер, подождите, дайте мне найти того гада, который три года назад сказал: «Купи хомячка, маленький, пушистенький».

Так вот: и хомячки, и медвежата, собаки всевозможных пород, красавцы петухи, куры с заросшими перьями лапками, как в унтах. Голуби, от сизарей до редких крестовых монахов. Кошек продавали аж по рублю, лишь бы только избавиться. Но и породистые, сиамские, и такие, что названий даже не знаю. Одни без шерсти, другие с голубыми глазами. И всё это кричит, верещит, каркает, лает, мяукает и визжит.

Сумасшедший дом!

Целый ряд аквариумов с рыбками.

Я не собирался никого покупать. Только животных нам с женой не хватало. А куда девать это животное, когда мы всё время отсутствуем дома? Бывает, уезжаем на месяц. Кто будет кормить этих животных? Нет, не собирался я никого покупать. А если бы и купил, жена Лена выгнала бы меня из дома вместе с этим животным.

Нет, не собирался, но, когда я увидел его, орущего от страха, дрожащего от окружающего крика и гама, я не мог не остановиться. Наверное, это было самое несчастное животное на весь Птичий рынок.

Видно, с самого утра этого котёнка не кормили, да и не поили. Голодный, перепуганный, бедняга орал, надрываясь, и уже только едва слышный писк вылетал из его открытого рта.

Короче, я, не торгуясь, купил его, хотя понимал, что нас обоих не пустят в дом.

Он был точно не красавец, жалкий, костлявый, доведённый до отчаяния котёнок.

Я взял его на руки. Он вырывался, я прижал его к себе, и он притих. Понёс в машину. Выпустил на заднее сиденье. Поехал.

Видно, непривычное мелькание видов за окном так подействовало на него, что он начал носиться по машине. Прыгал, сваливался на меня, опять орал уже осипшим голосом. Этот испуг от движущейся машины остался у него навсегда.

А теперь немного предыстории. Дом, в который я повёз котёнка, был и для нас с женой новым. Мы въехали туда за два года до кота. Соседи у нас были, по советским меркам, очень обеспеченные. Он, Вася, заведовал продуктовой базой, она, Валя, заведовала секцией на другой, но тоже продуктовой базе.

Что-нибудь объяснять? Тогда это называлось «складская аристократия».

Впоследствии, когда мы подружились, Валя даже дала как-то нашей подруге Лине Вовк кофту для ведения передачи.

И жил у них кот Васька, красавец, холёный, тигрово-полосатый. Иногда Васька гулял по широкому карнизу нашего четвёртого этажа. Гуляя, он иногда запрыгивал через форточку к нам, всё у нас обнюхивал, помечал, как положено, все углы.

Но ничего у нас не ел. Я угощал его колбасой, рыбой – никакой реакции. Гордо отворачивался от еды. Но общался со мной охотно.

Однажды, когда мы познакомились и с его хозяйкой, она, соседка, зашла к нам и увидела своего кота.

– А это ещё что такое? – закричала она. – Кто разрешил?

– Я разрешил, – заступился я за кота. – Классный кот, мы с ним играем. Вот только не ест ничего. Даю – не ест.

– А что вы даёте?

– Колбасу даю.

– По два рубля двадцать?

– Ну да. Какую сами едим, такую и ему даём.

Валя расхохоталась:

– Нашли чем кормить. Он у нас языки ест и вырезку.

– Ладно, – сказал я, – значит, пусть ест у вас, а к нам ходит для интеллектуального общения.

Так дальше и было. Ел он свои языки дома, а к нам приходил развлекаться. Мы этого кота полюбили. Да и нельзя было его не полюбить. Ухоженный, красивый, ласковый, шёрстка блестящая.

Пару раз он падал с карниза нашего четвёртого этажа. Падал вниз, на асфальт. Потому что пытался на этом карнизе поймать голубей.

Падал, потом приходил в себя, выживал, и снова – на карниз.

А потом он пропал. Мы так и не поняли, то ли разбился, то ли соседи его кому-то отдали. Жалко было. Скучали мы по коту Ваське.

Вот я и привёз, сам того не желая, на смену ему котёнка.

Тощий, мосластый, лапы задние как у кролика, коленки острые. Жена Лена, как увидела это чудо, так сразу и заплакала. Поняла, что отказаться не сможет, а проблем будет – выше крыши.

Так или иначе, но остался котёнок у нас. Кормили его сырой рыбой, сырым мясом, не перекармливали. Молоко, конечно, тоже. Сметану не ел. Рос быстро. Становился красивее. Белые пятна перемежались с полосками тигра. Котяра получил кличку Вася, в честь соседского.

В связи с этим вспоминаю, как поэт Николай Зиновьев, автор пугачёвского «Паромщика», приехал однажды в гости к композитору Мигуле. Встретил его друг Володи Василий.

Николай увидел кота и спросил: