Этот круг был далеко не первым, на который Лин наткнулся за последние дни. Проплешины попадались в лесу около стоянок, даже в роще рад-тар, где они провели ночь несколько дней назад, нашелся такой; но больше — нигде, потому на случайность это не очень-то походило. Круги наверняка были как-то связаны с ежевечерними отлучками жреца, но как — Лин не имел ни малейшего понятия.
— Подозреваю, это дело рук нашего улыбчивого любителя собак. Так что лучше держаться от этой штуки подальше. — Лин увлек Наю в сторону от проплешины. Они собирали пильники — мелкие, похожие на деревянные кругляшки грибы. Жесткие ножки пильников от деревяшек мало отличались и на вкус, но шляпки после отваривания были весьма неплохи, а на юге Шинадаже считались деликатесом. У пильников было и еще одно достоинство: они хорошо хранились.
«Бесполезный ты слабак, магистр», — Лин вздохнул. Ная реакцию на слова жреца заметила и при первой возможности пристала с расспросами, правду говорит жрец и что ждет их на Черном озере, только что он мог ей сказать? Пообещать защиту, несмотря ни на что? Он и обещал, но — все понимали, чего стоит такое обещание, и оттого лишь нарастала неловкость.
Со стороны лагеря донесся свист — так жрец сообщал, что пора выезжать.
— Нормально, на вечер хватит. — Ная оценивающе оглядела мешок. Грибов в нем насчитывалось несколько десятков. — Все равно свежие вкуснее. Потом еще наберем.
— Ага…
Признаться, Лин завидовал ее оптимизму.
Лошадей все чаще вели в поводу. Дорога становилась все хуже и хуже — ехать верхом было невозможно. Местами ноги проваливались в грязь почти до колен, и только жрец, бездна его забери, шел как посуху. Когда Лин приноровился наступать на его следы, идти стало легче.
Исполинские ели насмешливо топорщились длинными ветками и покачивали верхушками: куда вы забрели, неразумные люди?
«Неужели в Нодабе раньше был такой же лес? И его скормили безликой плесени… Да что б тебя!» — Лин отвлекся от дороги и тотчас снова провалился в грязь.
— Здесь что, нет дорожников, чтобы привести это болото в порядок? — сердито сказал он вслух.
Жрец сегодня был разговорчивей, чем обычно.
— Знаете, из-за чего старый тракт, по которому мы ехал, оказался почти заброшенным?
Никто, разумеется, не знал.
— После подземных толчков часть дороги в низине пришла в негодность. Власти неохотно выделили средства на строительство объезда — но уже после начала работ были обнаружены неизвестные ранее каменные руины…
Лин присвистнул.
— Объездную тогда, все же, построили, однако она проходит от них совсем близко, и ей боятся пользоваться; поэтому никто тут ничего и не чинит.
Впереди показалась развилка.
— Господин Собачник, пожалуйста, расскажите про руины, — попросила Ная. — Мы ведь будем проезжать мимо?
— Будем, — кивнул Собачник. — Снизу по таким дождям не пробраться.
Каменные руины считались наследием того далекого, забытого прошлого, когда связь с астши была крепка и накладывала куда меньшие ограничения на свободу жить и путешествовать так, как вздумается. Про те времена люди сейчас толком ничего не знали, вплоть до того, что многие сомневались — были ли они вообще? Но, как бы там ни было- теперь человек, ушедший далеко от дома, терял связь с астши, без которой не мог прожить — тогда как астши мог обойтись без человека и не исчезал с его смертью. Дома, где оставались одинокие астши, постепенно изменялись.
На первой стадии — «пара», по Книге шагов — в здание больше не могли войти люди. На следующей, «ша», у стен на дневном свету появлялись вторые, почти не заметные глазу тени. На третей, «амдо», они начинали движение. Коснувшись тела человека, вторые тени разъедали его, словно кислота. Обычно орден вступал в дело на второй стадии, реже — на третьей: магистры, окружив дом в безопасное ночное время, сжигали его при помощи хьорхи.
Для достижения четвертой стадии, «вара», требовались десятки лет. Она встречалась только в руинах древних домов, каменным стенам которых был не страшен порождннный хьорхи огонь. Днем — в отличие от обычных захваченных астши построек — каменные руины были безопасны, да и ночью, как будто, тоже: после заката люди могли войти внутрь. Но — почти все они исчезали с рассветом. Лишь единицы возвращались обратно, слившись с астши и обратившись в белых жрецов. Как это им удавалось, почему именно им — если кто-то и знал, то молчал.
Помалкивал и Собачник, не сказав о руинах ничего такого, чего бы Лин не слышал раньше.
— Многие знания — многие печали, магистр Валб, — с обычной уклончивостью ответил он на прямой вопрос. — Орден тоже хранит свои секреты. Никто не учит всех подряд оседлых, чтобы люди не нанесли вред сами себе, не так ли? Чем мы, жрецы, хуже?