Закон шагов. Книга первая

— В этом нет нужды — я сам возвращаюсь из Сантена, — ответил Кеман. Его рябое лицо на миг перекосило. — Последний сйорт из Дакена прилетел в мои руки с подбитым крылом. Повсюду поднимают голову фанатики. Пожар охватывает Шин: хотите вы того или нет, однажды он коснется и вас.

— Когда коснется, тогда коснется. До тех пор — это не мое дело, — возразил Собачник.

— Хьор-командор Саен вместе с войсками Милта Нодаба вскоре выдвинется в Галш подавлять мятеж.

— Галшанцам повезло, что вместо Ирга не отправили кого-нибудь другого, — ровным тоном сказал Собачник. — Я на своем месте здесь, он — там.

Кемал сокрушенно покачал головой:

— Солнцеликий вам судья. Что ж, господа… Лучше мне не интересоваться вашими именами, верно?

Хоно едва подавил желание отъехать назад, когда взгляд рябого всадника остановился на его лице.

— Раз так, то я и не стану — в память о том бочонке пива, что я задолжал вашему знакомцу. Жаль, нынче по-хорошему не гульнешь! — сказал Кеман со смешком. — У меня, в отличие от некоторых жрецов, дел достаточно, так что — доброй дороги вам! — Он тронул поводья.

Когда он проезжал мимо, Хоно постарался получше его рассмотреть, о чем сразу же пожалел. Вероятно, этот человек бандитом не был, но именно так себе Хоно их раньше и представлял.

— Скорее наоборот, — хмыкнул Собачник, когда Хоно высказал это вслух. — Тот, с кем мы обменивались любезностями — большая шишка в Верховной службе по особым поручениям и правая рука самого Крысолова-Раджевича, Кеман Карлен. Мы с ним, считай, приятели, так что забудь.

— Только он не «возвращается», а удирает из Сантена. Быстро удирает: еще чуть-чуть, и загонит лошадей, — мрачно сказал магистр. — А мы едем в противоположную сторону, поэтому скоро доподлинно узнаем — от чего он так бежит. Да?

— Раз он удирает именно по этой дороге, значит, в Приозерье все в порядке, — возразил жрец. — В центре Галша, в близи Сантена и на новом тракте — там сейчас лучше не появляться. Но нам туда и не надо.

Жрец старался держаться непринужденно, однако было заметно — встреча и разговор его обеспокоили. Даже всегда жизнерадостный пес, отзываясь на настроение хозяина, выглядел огорченным.

* * *

Дорога расходилась в три стороны. Собачник свернул направо — туда, где в засохшей грязи было больше всего следов, человеческих и лошадиных. Среди кривых и вытянутых, высоких и низких, живых и мертвых деревьев росли безликие гохно, будто бы настороженно наблюдавших за дорогой.

— Остановитесь и поднимите руки, — скомандовал Собачник.

— Это еще зачем? — недовольно спросил магистр.

— Условный знак, что мы знаем, на чью территорию едем, и едем с мирными намерениями. До стоянки еще миль десять, но в лесу наверняка выставлен дозор.

И точно — дозорных Хоно не разглядел, но уловил между деревьев какое-то движение.

— А что они будут делать, если не?…

— Возьмут нас в кольцо и отведут на стоянку. Но я предпочел бы попасть туда не в ночи под стражей, а с утра и сам. Для них это нечто вроде правил хорошего тона… Так мы скорее договоримся.

— Оставлять гостей на ночь в лесу — хороший тон? Все у бродяг через одно место, — пробурчал под нос магистр, но руки поднял.

Ная, как обычно, полезла с вопросами, и Собачник начал путанно объяснять, что к чему. По его словам выходило, что здесь очень хорошие земли: озеро с чистой водой и жирной рыбой, лес для охоты и строительства. Но Галшанские лорды когда-то давно отдали их под зимнюю стоянку одному из крупнейших кланов бродяг не без умысла: за это бродяги помогали правителям в торговле и заготовке леса. И не позволяли здесь селиться беженцам. А год назад Приозерское содружество заключило союз с другим большим бродяжьим кланом, «кланом Тихого», с которым жреца связывали какие-то давние дела, и который, по его уверению, будет рад принять беглецов.

Про то, зачем был нужен союз между бродягами и что он значил, Хоно уже не слушал — надоело, и мысли перескочили от рассказа Собачника к их долгому путешествию, подходившему к концу, и самому жрецу. Который уже раз: хоть Хоно и старался жить настоящим — сложно не думать о том, от кого зависит жизнь, тем более, если у сестренки только любопытство да ветер в голове. Ная на днях болтала про страх и тому подобное, что являлось, в понимании Хоно, совершеннейшей чушью, но все же Собачник, каким бы и кем бы он там ни был — человеком, астши, демоном, добрым, злым — вел себя странно и непоследовательно. Иногда охотно рассказывал и объяснял, даже когда его не спрашивали, причем такие вещи, которых, как подозревал Хоно, ученые — и те не знали. А иногда — отмалчивался или отсылал к магистру с самыми простыми вопросами. Частенько вообще вел себя, как слабоумный. Сегодня едва узнал давнего знакомого, хотя рябого Кемана с разрезанной губой Хоно опознал бы за сто шагов — уж очень неприятно тот выглядел. Да как вообще можно было его не узнать?

«Не понимаю», — Хоно посмотрел на широкую спину, маячившую впереди.

И на едва различимый в сумерках след от тренировочной палки на плече жреца.