Закон сильного

К ящеролюдам за Врата! Я не попадусь второй раз на ту же удочку. Однажды я уже позволил прищемить хвост собственной натуре. Улица припугнула добродушного, отзывчивого мальчишку оскалом близкой смерти, а затем перекроила по своей мерке, вырастив отчаянного бандита, забывшего, сколько душ отправил в очередь перерождения. Судьба просчиталась в одном. Больше я не боюсь ничего. По крайней мере из того, что угрожает мне лично. Чародеям не переломать меня под свою ящеролюдскую мораль. Они могут меня убить, но заставить принять их правила игры – никогда. И если мне придется включиться в нее всерьез, я так взбаламучу это болотце, что грязи нахлебаются все, от архимагистра до последнего адепта, мечтающего о дне, когда он примерит алую мантию. Потому что мои правила совсем другие. По чародейскому закону, сильному положены права, по моему – к ним прилагаются обязанности. И заключаются они отнюдь не в том, чтобы прижать слабейших к ногтю, приумножая за их счет собственное могущество.

– Не равняй меня по своим высокородным дружкам и подружкам, – гневно бросил я. – Никакого «взамен», слышишь? По-твоему, во всем должен быть прок? Я не могу помочь просто потому, что ты мне нравишься – без всяких расчетов? Потому что я тебе сочувствую? Потому что не хочу бросать беззащитную девчонку в лапы уродов, возомнивших себя главными под звездами?

Слышал бы кто из знакомых в Стрелке эту речь – веселился бы долго. Но она была правдой до последнего слова. А я еще смеялся над привычкой Подсолнуха тащить в логово всяких бездомных щенков и котят – да таких, что, казалось, сдохнут, стоит к ним прикоснуться лишний раз! Видел бы он сейчас, кого и при каких обстоятельствах умудрился подобрать я сам, век бы тех насмешек не забыл!

Тианара глядела на меня, широко распахнув глаза, будто сомневалась в услышанном. Правильно. Я и сам бы не поверил в первого встречного, готового перебежать дорожку могущественнейшим чародеям Нираны ради спасения малознакомой девицы, какой бы красавицей она ни была. Тианара оказалась наивнее. Или не такой битой. А может, ей настолько хотелось довериться хоть кому-нибудь, ненадолго разделив с другим свою боль, что последствия ее уже не пугали.

– Ну кому, скажи, кому могло такое понадобиться! – всхлипнула чародейка, утыкаясь носом в мое плечо. – Кому могла помешать моя мама? Она всегда старалась держаться в стороне от всех интриг и главой рода стала только по необходимости! Когда погиб ее старший брат!

Я вздохнул, обнимая плачущую девушку:

– Кому мама, а кому архимагистр и член Совета. Когда забираешься так высоко, редко выходит продержаться в стороне. Она, случайно, не водила дружбу с Дайне?

– Нет, ты что! – прорыдала чародейка. – Стал бы он тогда ко мне придираться! С чего ты взял?

– Похоже, там, наверху, решили основательно подраться за власть. Дайне уже убрали с дороги. Когда я уходил с ирисом, боевики переворачивали особняк в поисках чего-нибудь особенно незаконного.

– Дайне был в фаворе у Теллара, – подтвердила девушка мои подозрения. – Но с мамой они терпеть друг друга не могли.

– А что насчет Ал-Малира?

– Не знаю. Он всегда казался таким… Не знаю, как описать. Будто ему нет дела ни до чего, помимо своего факультета. Верный пес Теллара, готовый исполнить любой приказ. Его никто особо не любил.

И почему мне припоминается другой «верный пес», наточивший зубы на собственного хозяина? Если против Дайне ополчился сам ректор, зачем бы ему все так усложнять? Достаточно отодвинуть неугодного более архимагистра, а там его в момент сожрут рыбки помельче. Отставные любимчики кончают плохо. А коли так, выходит, Ал-Малир действовал самостоятельно. Мелкими сошками такие фигуры не бывают, так что мы имеем дело по крайней мере с одним из организаторов заговора.

– Мог он что-то не поделить с твоей матерью?

– Они вообще старались не общаться! Мама… Она, понимаешь, считает, что старые порядки изжили себя. Что маги из древних родов растеряли остатки человечности в погоне за силой и властью и так не может продолжаться дальше. А Хиконт, наоборот, винит во всех бедах отступление от былых принципов. Будто нынешнее поколение потеряло всякую дисциплину и чувство долга. Но это ведь просто философский спор! За такое не бросают в темницу!

Не бросают. До тех пор пока все не заходит дальше пустого трепа. Но когда от слов переходят к делу, самое важное – определить конечную цель. Иначе все сведется к жалкому метанию из стороны в сторону. А картинка-то вырисовывается! Выходит, не только Угорь заметил разлад в Академии. По крайней мере двое из членов Совета понимали, в какой бардак она превращается. Вот только способы наведения порядка виделись каждому свои.

Я покачал головой:

– Не просто спор, если одна из его сторон решила подгрести под себя власть. В любом случае об этом лучше подумать в безопасном месте. Жди меня здесь, я раздобуду все необходимое и вернусь.