Закон сильной женщины

— Товарищ полковник, месяц назад на пустыре была найдена гражданка Богданова. Без одежды, в крови высокая концентрация медикаментов.

— Живая или мертвая, я не понял?

Огарев порылся в памяти, но ничего такого страшного, связанного с этой фамилией, не вспомнил. Значит, гражданка Богданова была найдена живой.

— Да, она жива. Врачи сказали, что никаких насильственных действий совершено не было: ее просто раздели, положили на землю и так оставили.

— Ой, Воронов, ты как вчера родился. Может, спугнул кто, потому и не успели. Ладно, продолжай.

Огарев выразительно глянул на часы. Через полчаса совещание на самом верху, а Воронов, как назло, что-то мямлит. Странно себя ведет, неуверенно. Не похоже на него.

— Там с этой историей вообще много неясного. Женщина поругалась с мужем. Убежала из дома посреди ночи — такое случалось не раз. Но вместо того чтобы посидеть во дворе, как обычно, пошла бродить по городу. Она утверждает, что ничего больше не помнит. Даже не помнит, где шла.

Полковник совершенно потерял интерес к рассказу. Решил, что эта замужняя дама, заблудившаяся и странным образом забывшая все, — любовница Воронова. Чего иначе он о ней так печется? Хочет разыскать тех, кто вещи ее похитил? Так если из дома впопыхах убежала, вряд ли была в бриллиантах.

Он чуть не фыркнул этим своим мыслям и снова выразительно глянул на часы. Еще пять минут, и придется лететь по городу. А нарушать правила он своему водителю не позволял. Только в самых крайних случаях. Например, когда его старшая дочка в роддом попала.

Вспомнив о внучке, полковник умилился. И уже глянул на Воронова не так строго. И даже попытался в эту странную историю вписать свою дочку. Представить, что муж довел Маришку до того, чтобы она выскочила из дома в ночь и пошла бродить по улицам, было страшно.

— Капитан, я дождусь конца истории?

— Товарищ полковник, я скажу прямо. — Воронов шумно втянул воздух и протяжно выдохнул. — Что-то подсказывает мне, что Богданова на берегу стала свидетелем убийства. В ту ночь маньяк убил очередную жертву. Боюсь, не последнюю.

— Так. — Огарев насупился. — С какой это стати ты целый месяц молчал, а теперь мне об этом докладываешь, хотел бы я знать? В этом гиблом деле ни единого следа, ни одной зацепки, а у тебя целый живой свидетель. И ты молчал?

Он в самом деле рассердился. Его фамилию наверху скоро склонять начнут по всем падежам, а Воронов молчит, видите ли. Догадки строит!

— Она отказывается.

— Кто?

— Богданова отказывается свидетельствовать. Говорит, что ничего не помнит и никакого маньяка не видела.

— Так. Дальше.

— В паре метров от места убийства Малаховой были найдены отчетливые следы женской обуви тридцать шестого размера. Предположительно подошвы домашних тапочек.

— А Богданова выскочила из дома в тапочках? — Полковник Огарев снова представил дочь в домашних тапочках и ночной рубашке на улице ночью.

— Именно. В домашнем костюме и в тапочках.

— А нашли ее абсолютно голой?

— Так точно, товарищ полковник. Нашли далеко от места, где была убита Малахова.

— Так почему ты решил, что это дело рук нашего маньяка? Из чего следует, что Богданова стала свидетелем убийства? Погоди, закончу за тебя. — Он заерзал в кресле, даже о времени забыл, хоть оно безжалостно поджимало. — Она стала свидетелем убийства, как-то проявила себя, попала к нему в руки, но он ее почему-то не убил и не изнасиловал. Просто раздел и оставил на другом конце города. Так ты думаешь?

— Приблизительно, — осторожно ответил Воронов. Прекрасно понимал, как нелепо все это звучит.

Никита был прав, когда предостерегал его от откровений с начальством. Вид у Огарева был так себе. Недоверчивый, прямо скажем.

— А почему он ее не убил?

Полковник полез из-за стола. Схватил с тумбочки папку с документами, подготовленными для совещания. На Воронова он уже не смотрел. За уши притянута эта история с этой, как ее там, Богдановой.

На другом конце города. Найдена живой. При чем здесь маньяк, который после себя оставляет выжженное поле? На его счету уже четвертая убитая, над которой он надругался после смерти.

— Почему твоя Богданова осталась жива, капитан? — Огарев с жалостью глянул на него от двери и выразительно указал подбородком на выход. — Не вижу связи, капитан. Вообще не вижу связи.

— Я пока тоже не очень, но что-то подсказывает… — Воронов протиснулся в приемную. — Что-то подсказывает, товарищ полковник: Богданова знает больше, чем говорит. И очень боится.

— Только с чего ты решил, что она боится именно маньяка? — Огарев уже широко шагал по коридору. — Может, она мужа своего боится? После прогулки по городу голышом, а, капитан?

— Прошу прощения, товарищ полковник, но мужа она не боится.

— Почему? — Он даже остановился.

Он лично свою жену на цепь бы посадил, случись в его жизни подобное. Тьфу-тьфу-тьфу!

— Ты же сказал, что она не первый раз из дома сбежала, разве нет?

— Не первый. Но она убегала не потому, что боялась мужа, а чтобы не поколотить его.

— Чего-чего?