— Надо выяснить, — ткнул в него же пальцем Воронов. — Возьмешь ордер и вытащишь все записи с видеокамер, что там имеются. Все! За весь период, который сохранился. Далее… За парнем надо сделать «ноги». Узнать о нем все! Я хочу знать, что он жрет на завтрак и что видит во сне! С кем встречается, где и с кем живет. Были ли у него родственники, страдающие онкологией? Имел ли он какое-то отношение к зубопротезированию. Далее. Полный список всех сотрудников лаборатории. Всех, включая уборщиков и сторожа! Ваня, позвони этой путане и вытащи из нее все, что она знает. Покажи ей фотографии жертв. Она каждый месяц кровь сдает, может, видела кого-то из девушек. Уф, неужели? Неужели, черт побери! Работаем, ребята, работаем!..
Глава 17
Он жив или он умер? Он вряд ли жив, потому что ему неожиданно хорошо спалось. И даже казалось сквозь сон, что тело его чисто вымыто и не воняет. Что рот его наполнен вкусом зубной пасты, а голова покоится на мягкой-премягкой подушке. Этого быть в жизни просто не могло. Последнее, что он помнил, — это страшный приказ, который его мучитель отдавал ему шепотом.
— Перережь ей горло, — приказало чудище.
Которое долгими днями измывалось над ним и над Ольгой. И которое поймало его перед этим на автомобильной стоянке возле дома, когда он вернулся в вечер памятной пятницы, накатавшись вдоволь по городу. Банально поймало. Напав со спины и прижав к носу и рту платок с какой-то усыпляющей дрянью.
— Возьми скальпель и перережь ей горло, тогда будешь свободен.
Вот что он помнит. Потом он страшно заорал, что делать этого не станет. Кажется, бросился к Ольге и попытался освободить ее от цепи, которой ее приковали точно к такой же трубе, на которой он болтался долгое время.
— Оля, Оля, посмотри на меня, Оля!!!
Орал он, как ему казалось, в полное горло, и трепал ее за волосы, плечи, хватал за руки, пытаясь привести в чувство. Оля не реагировала. Это он тоже помнит. Раскачивалась из стороны в сторону, вздрагивала от его прикосновений. Но взгляд ее оставался безжизненным, мертвым. Она даже не понимала, что это он — Сашка Богданов — ее любовник, друг, духовный наставник, если хотите. Она не узнавала его.
Тогда он схватил ее руки, закатал рукава толстой шерстяной кофты и тщательно осмотрел вены. На обеих руках следы от инъекций. Ее чем-то кололи. Все это время ее накачивали какой-то дрянью. Поэтому она его не узнает и совершенно ни на что не реагирует.
— Сволочь! — принялся он тогда орать, задрав голову к динамику под потолком. — Сволочь! Что тебе надо?! Что мы тебе сделали?!
В динамике странно хрустнуло, хрюкнуло, и помещение заполнилось странным лающим смехом. Саша мог поклясться, что узнал этот смех. Он даже, помнится, встал на ноги, вытаращился на динамик и через мгновение изумленно просипел:
— Ты-ы?
Потом…
Что было потом?! Темнота, да. Снова выключился свет. Следом лязг открываемой двери, какая-то возня, сильный удар под дых. Он на какое-то время отключился, а когда пришел в себя, то обнаружил, что его волокут за ноги куда-то. Голова подскакивала на неровном полу, больно ударяясь о бетонные плиты. Волокли недолго. Где-то швырнули, следом сильный укус в плечо. Инъекция, сообразил он. И все! Потом полный провал. Ни призраков, ни сновидений, ничего.
Он умер, наверное! Потому что не помнил, чтобы мылся, а его тело здорово пахло. Не помнил, чтобы чистил зубы. И не брился точно. А его щеки гладкие, без щетины. И главное, у него ничего не болит и не чешется, а такого быть не может. Последние перед провалом дни каждое его движение приносило ему страдания.
Он умер, оттого ему так хорошо. И если ему так хорошо, то, возможно, он в раю. Саша осторожно приоткрыл глаза. Взгляд тут же уперся в громадный пролет окна, за которым серело банальное осеннее небо. Этого не могло быть! Если бы он умер, серые облака он бы наблюдал сверху. Так ведь? И шторы совершенно обычные на окнах, земные — темно-зеленый тяжелый шелк с позолотой. И сам он не бестелесный дух, а из плоти и крови, как ни крути. И в туалет ему приспичило жуть как.
Саша потянулся с хрустом, невероятно радуясь тому, что жив, что ему хорошо, что все его тело откликается на раннее утро, ниже живота все напряглось и сладко ныло. Он решил, что потом станет задаваться вопросами: где он и почему ему так хорошо после того, как было очень, очень плохо. Откинул невероятно легкое пушистое одеяло в белоснежном пододеяльнике, вскочил на ноги и неожиданно пошатнулся.
Нет, все же слабость какая-то присутствовала. Не то чтобы его это очень беспокоило, но все же он решил, что двигаться следует осторожнее, чтобы не упасть мордой в пол. Мочевой пузырь между тем настаивал, мучил, и он слабой трусцой двинулся к узкой двери в самом углу, с чего-то решив, что уборная именно там.
Не ошибся, надо же! Полноценная ванная комната с ванной, душевой кабиной размером с его рабочий кабинет, биде, унитаз. На полочке над раковиной стандартный гостиничный набор: жидкое мыло, паста, шампунь, одноразовые зубные щетки. Две. Две? Две?!