Девушки подругами так и не стали, и не только из-за дур-служанок: Эмань взяла с собой ещё и колонку, которую также можно было заряжать от солнечной батареи, и в свободное вечернее время врубала на ней музыку, игнорируя просьбы выключить, а ещё, несмотря на запрет покидать Дом, она по вечерам уходила и где-то шаталась чуть ли не до середины ночи, и из-за этого Хамуцо не могла закрыть дверь. Хотя она тоже не была хорошей соседкой: повесила на своей стороне плакат с Мао Дзэдуном, и по утром её будильник на батарейках срабатывал на полчаса раньше и играл гимн, потому что дочь генерала и партийная активистка по утрам бегала, как будто цигуна ей было мало. Эмань просто жила и мечтала, что когда-нибудь этот будильник разрядится, не подозревая, что куда хуже проигрывания гимна будильником будет исполнение гимна самой Хамуцо. Впрочем, в плохих вокальных данных у последней после музыкальных занятий сомнений не было. А ещё Хамуцо продолжала курить. Правда, по одной сигарете в день, но зато в комнате и зато довольно крепкие, зная, что Эмань ненавидит запах обычных сигарет, предпочитая вейпы.
Но сейчас Хамуцо поддержала Эмань потому что это был вопрос их совместного будущего, в котором определённо выжила бы лишь одна.
— Ладно, давай по рукам.
Слишком поздно Эмань поняла, что у Хамуцо руки в цветочной земле.
Когда они пришли к Меркурии, чтобы сообщить ей радостную новость, та сидела на матрасе с таким убитым видом, точно только что узнала о смерти родственников.
— О-ох… — протянула Хамуцо: вся комната была забита свитками, книгами, исписанными тетрадями, где были конспекты, расчёты, графики, чертежи, но это было ещё не самое удивительное. Перед Меркурией стоял ноутбук с подключёнными прибамбасами для питания опять же от солнечной батареи, хотя было очевидно, что девушка как-то добралась до проводов в фонаре на улице. А вокруг валялись платы, провода, пластиковые детали неизвестного назначения, лежал в коробочке паяльник, пахло канифолью, бросалась яркая синева изоленты.
— Чего вам? — дрожащим голосом спросила Меркурия, оторвав девушек от рассматривания хлама.
— Э-э-э… такое дело… — неуверенно протянула Хамуцо, осознавая, что вытащить Меркурию из этой комнаты не выйдет.
— Чего грустная такая? — с притворной (а может, и нет) заботой поинтересовалась Эмань. — Кто тебя обидел? Если это не Си Ши, то мы ему пиздов дадим.
Меркурия сморщилась и со вздохом оглядела свою комнату.
— Книжка пропала…
— Всего-то? — прыснула Эмань. Повод для обесценивания был: служанки вещи таскали и ещё как. Часть своих украшений, духи и и наушники Эмань уже потеряла. У Хамуцо пропали фонарик, деньги, карабины с рюкзака, томик Маркса и сигареты. За фонарик было особенно обидно. А Маркса потом вернули, потому что он, видимо, не представлял для девушек ценности, что партийную молодёжь тоже возмутило.
Меркурия посмотрела на неё с невыразимой печалью.
— Это была не моя книжка. Это была книжка госпожи Ши, я должна была лично ей вернуть. Теперь она решит, что я отвратительно отношусь к знаниям…
— О-о-о, это плохо… — с сочувствием пробормотала Хамуцо. Терять чужие книги довольно неприятно. В мозгу тут же вспылили украденные ей "Рассуждения".
Однако Эмань не собиралась коллективно грустить о пропаже.
— Нас нагло подставляют, однако это ненадолго. Короче, ретроградный Меркурий, спешу поделиться новостью: к тебе переезжает Хамуцо, так что освободи один уголочек. Взамен я раздобуду тебе потерянную книгу и более того — тебе больше не придётся таранить башкой стену.
Меркурия с сомнением прищурилась.
— И как ты это сделаешь? Твоя роль в этом заведении не подразумевает полномочия от…
— Увидишь, — нетерпеливо перебила её Эмань.
И спустя два дня они увидели. Точнее, услышали.
Вечером после ударного дня Хамуцо лежала без сил на матрасе. Меркурия что-то строчила в тетради. Дочь генерала много раз пыталась понять, чем таким занимается её новая соседка, но та отвечала что-то невнятное, а её записи не разобрал бы и дешифровщик. Но в целом, помимо периодических "газовых атак" и постоянной грызни гранита науки, Меркурия вообще не мешала Хамуцо, да и Хамуцо не мешала ей, если не трогала её вещи и не задавала вопросы. С Эмань было всё гораздо сложнее.
Так что и сейчас они были в комнате вместе, но как будто по отдельности. И тут Хамуцо услышала через две стенки, где сейчас в одиночестве жила тайванька, стоны. Сначала девушке показалось, что это от боли, но потом она прислушалась…
— Фу! Что за мерзость?!
Она там сексом занимается, или мастурбирует, или, мать её, что?! Почему нельзя делать это молча, это же отвратительно! И для этого она выгнала её из комнаты, так?! Чёрт возьми, она была к ней слишком лояльна, она позволяла вытирать о себя ноги, а никто не смеет выставлять в неприглядном виде преданных членов партии!
Хамуцо, с искажённым от гнева и испанского стыда лицом вышла из комнаты своей и Меркурии и направилась к Эмань, но увидела, что возле двери там стоит служанка.
— Ты чего? — бестолково спросила девушка.
— Я ничего, — спокойно ответила служанка. — Просто стою, жду распоряжений.
— Оу…