Обучение по-прежнему казалось невыносимым и бессмысленным, хотя результаты и были, ещё и у Меркурии, по-видимому, кончилось вдохновение и теперь она вновь стала учиться каллиграфии, пытаться пройти по верёвочке, заваривать чаи и протирать пыль. А Эмань и Хамуцо по сути жили встречей с Софи — единственным существом, которое стояло на их стороне всегда, везде и в любом случае. Причём одновременно и на стороне Эмань, и на стороне Хамуцо.
Раз она решилась прийти к ним после отбоя и дала снаружи условный знак: трижды стукнула палочками для еды. В ответ ей Эмань включила на телефоне специально подобранную песню: путь свободен, заходи. Вообще иногда Хамуцо напрягал тот факт, что Софи может зайти куда угодно, но ничего не поделаешь.
— Я, наверное, надолго, — сообщила она Меркурии, закрывая книгу и с тоской глядя на сигарету — сейчас это был как праздник.
— Угу, — ответила та, что-то считая.
— Даже если на всю ночь? — зачем-то уточнила Хамуцо.
— Угу, — не поменяла тона Меркурия.
— И ты не скажешь, что мы ушли?
— Угу, — в третий раз невнятно промычала соседка
— Хорошо, — дочь генерала вышла из комнаты и пошла к Эмань, у которой уже сидела Софи. Но на этот раз она была в трико и куртке.
— Девчат, погнали на Храм Диких гусей!
— В Храм Диких гусей? — переспросила Хамуцо. — А разве они на ночь не запираются?
— Нет, на Храм, на Храм! — Софи показала наверх. — И могла бы не тушить сигарету, я нормально отношусь к этому.
— А я нет! — вставила Эмань, вынимая наушники. Софи, наверное, из солидарности не стала с ней отдельно разговаривать, а просила подождать соседку.
— Я вдохну весь дым, — успокоила она тайваньку. — Ну что, погнали? Я подожду, пока вы соберётесь. Только там прохладно, оденьтесь теплее.
Если бы Софи была старше или они знали бы её дольше, чем неделю, Хамуцо и Эмань бы отказались. Ладно уходить из Дома Мандаринок на час или два, но лезть на пагоду у самой стены с Истинным Эрлитоу?
Но Софи была младше. А они считали, что давно уже взрослые, причём независимые взрослые. Поэтому они бы согласились даже помочь украсть драгоценности у какого-нибудь чиновника, чтобы не выглядеть жалко в мире, где чувствовали себя неуместными и ненужными.
Хамуцо накинула куртку, в которой прибыла. Эмань достала со дна рюкзака какую-то синтетическую бледную халабуду на три размера больше.
— Всё равно я сейчас уродина, пусть и не такая, как ты или Меркурия. — Она пересчитала монеты с прямоугольным отверстием в середине. — Со служанками сейчас договорюсь. Сможем задержаться и на подольше.
Чувствуя себя сбегающими преступниками, девушки ушли в ночь вслед за зыбкой тенью, какой казалась в пёстрой темноте улиц их новая подруга.
Дорога казалась бесконечной и тревожной. Ступать по выпуклым плиткам было непривычно, старинные дома в несколько этажей с наружными лестницами и объёмными крышами казались непривычными, поздние гуляющие непривычно одетыми, да и вообще давящая тишина, малолюдность и полумрак (несколько уличных электрических фонарей горели) в относительном центре города казались нереальными, хотя к лесной тиши Дома Мандаринок девушки уже привыкли. Хотя, возможно, Софи просто вела их наиболее укромными путями, где люди обычно ночью долго не тусовались и при этом не были влиятельными личностями с необходимостью это напоминать.
— Для внимательных не всё то, чем кажется, — неправильно интерпретировала их молчание Софи. — Здесь как будто спокойно, но по ночам здесь иногда очень шумно из-за скандалов, пьяных загулов или разбойного нападения. Вот в этом доме бордель. А то человек не просто так стоит: у него наркотики. Где-то ещё торгуют запрещённым товаром. Однажды у меня было задание выкрасть титановую пластину. Здесь мало металла и он дорого стоит, и…
— Тление проникло даже сюда? — изумилась Хамуцо, перебив её. — Наркотики, пьянь… Тут же живут достойные, нет?
Софи странно на неё посмотрела:
— Тление везде.
— У богатых извращения ещё страшнее, — равнодушно пояснила Эмань. — Хотя это же вроде середняк, так что может тут всё по-классике.
Некоторое время шли молча, пока впереди не замаячил силуэт патрульного.
— Идём спокойно, — Софи поравнялась с девушками и коснулась их рук. — Хамуцо, сними ленту со лба и подвяжи ей волосы на макушке: нам лучше, если он примет тебя за мужчину, а то… В общем, три свободно гуляющие ночью юные девушки — это неприлично и не очень безопасно.
Шалость удалась, никто не воспринял их всерьёз. Да и что плохого они собирались сделать? Просто залезть на пагоду. Это ведь не запрещено законом, они не собираются заходить внутрь, что-то брать, что-то красть или ломать…
Между рядами домов появились просветы. Они вышли к переулку, где на отдельном выделенном пятачке за каменным забором и рядами кустов находился ансамбль прудов, а за ними возвышалась пагода. Где-то на фоне зловеще серела огромная многометровая стена.