Закон сохранения энергии на небесах

— В этом мире жить довольно грустно без ремесла и без семьи. Ничего не оставляешь, когда твоя энергия истекает из тебя и плоть разрушается. Семьи у меня нет, а значит, остаётся ремесло.

Хамуцо неловко закусила губы, стараясь сообразить, как бы корректнее спросить…

— Просто… моя подр… бывшая соседка не верит, что с вашей… э-э-э… непростой ситуацией можно ловко обращаться с ножом, не боясь пораниться.

Кроткая улыбка Бирюзы, обращённая в никуда, стала шире.

— Не обязательно использовать лишь один путь, когда хочешь что-то чувствовать. Как-никак мы все находимся в рамках окружающей нас среды, что невольно и ежесекундно подаёт нам самые разные знаки, — он проводил руками, как будто вырезал невидимую фигурку.

Хамуцо мало что поняла, зато заметила, что ладони у Бирюзы вплоть до нижних фаланг забинтованы. А на пальцах видны то ли порезы, то ли ожоги…

— А можно поглядеть на ваши работы? Или хотя бы краем глаза на мастерскую?

Слепец мягко повёл плечами.

— Можно всё, вот только мало кто заходит ко мне в гости, а потому окружение мастерской не готово к приёму гостей, и там довольно неаккуратно.

— Моя бывшая соседка и не такие бардаки устраивала, а ведь на земле мне постоянно приходилось ходить рядом со стройками, так что меня хаосом и неаккуратностью не напугать! — горячо заверила девушка.

— Раз так, то твой визит ко мне будет большой радостью для моей скромной обители.

Дорога была неровной, улицы становились уже, часто попадались низко висящие вывески и старые фонари, проход забаррикадировали тележки и возы, однако Бирюза ловко лавировал между препятствиями, в то время как Хамуцо со своим высоким ростом, да ещё и без фонарика, постоянно спотыкалась или билась головой.

— Ай… ой… а вы не могли бы… Ух! Да чёрт тебя дери… Можно взяться за конец вашего пояса или типа того, пожалуйста, а то я… ой! не вижу тут ничего.

— Да, конечно! Прости, я иногда забываю, что не все ощущают мир как я. — В ладонь девушки скользнула шершавая от бинтов длинная рука с плотными, немного выпуклыми ногтями. По телу прошла волна приятной дрожи. Ладонь была тёплой, хотя на улице была отнюдь не летняя ночь, а на слепце было только одно ханьфу. По-видимому, одно на вечность, если пытаться разглядеть подол и всё, что на нём оставило след.

— Оно как часть меня. Я люблю его, даже если оно старое и не соответствует представлению о том, чем мне стоило быть, — точно прочитал её мысли Бирюза.

Но вот они и пришли. Улица, где жил новый знакомый, шла почти вплотную к стене, отделяющей второе и третье кольца. Домишки на ней были какие-то корявые, но хотя бы в несколько этажей. Однако это выглядело так, точно эти этажи роняли прямо с неба как получалось.

Мастерская Бирюзы была на втором этаже, к ней вела наружная лесенка. Под деревянным козырьком висела тонкая фанерная вывеска в виде перекрещенных стамески и пилы.

— Я предпочитаю ножи и наждачку. Мои фигурки часто высвобождаются на свет из пней и корявых сучьев, а не брусков. Но мой учитель в своё время был именно столяром, притом хорошим, пусть не князья заказывали у него скамейку под ноги. Он мог работать и с тёмным деревом, и с бамбуком, и всё с изяществом, — рассказывал Бирюза, отпирая ключом тяжёлую дверь. Это удивило Хамуцо. А потом она заметила, что ещё и окна в мастерской забиты, и стены уплотнены. Потолок низкий, Хамуцо чуть ли не упиралась в него макушкой. Не мастерская, а тёмный-тёмный бункер…

— Сейчас постараюсь что-нибудь зажечь, — сказал новый знакомый, растворяясь в глухой темноте, где еле слышались его точные воздушные шаги.

"Наверное, он помнит наизусть каждый квадратный сантиметр в мастерской на ощупь", — с восхищением подумала Хамуцо.

Наконец Бирюза вернулся со свечой в плошке, которую держал перед самым лицом, благодаря чему Хамуцо наконец смогла разглядеть эту точно разрезанную надвое широкой тёмной с еле заметными узорами полосой добрую тёплую маску.

Горло девушки точно пережал воротник: при ярком свете отлично было видно шрамы от ножа возле глазниц, а внизу, от подбородка и ниже шеи, виднелись розоватые следы от большого ожога. Каким бы ни было прошлое Бирюзы, вряд ли оно мирное и безоблачное. Видимо, небесный мир не менее жесток, чем мир земной…

— Несчастье, — снова точно прочитал её мысли слепец. — Винить в этом некого. Смотри под ноги и говори, если я недостаточно хорошо освещаю твой путь.

В мастерской Бирюзы помимо тьмы был страшный беспорядок: на верстаке что только не стояло, стол был завален выкорчеванными пнями, корягами, обрубками веток, бамбуковыми стеблями, пол толстым слоем выстилали крошево, опилки, стружки, пыль, клочки бумаги, бамбуковые волокна. Вот почему шаги хозяина были такими мягкими. Сначала девушка ужаснулась, в каких же условиях он здесь спит, но потом увидела короткую лестницу в квадратное отверстие в потолке у самой стены. Видимо, верхний этаж или полуэтаж был оставлен жилым.

Но это безобразие можно было оправдать — тем, что в нём рождалось.