— В следующий раз. Кстати, Ницца — второй город после Парижа по количеству музеев. Конечно, музеи Матисса, Марка Шагала и изящных искусств Лувр не заменят, но, уверяю, ты останешься довольна.
— Боже мой, как я устала! Завтра с удовольствием целый день просидела бы на монмартрском холме, а придется ехать черт знает куда!
— Я тебя уверяю, что ты останешься довольна путешествием. А сейчас пойдем в ванну.
— Вместе?
— Что, не поместимся? Это же не ванна, а целый бассейн!
Ей не хотелось в этот вечер заниматься любовью, но она уступила Пантову: сбросила всю одежду в комнате и покорно отправилась в мини-бассейн. Только бы он ничего от нее не требовал! Хватит того, что она безропотно исполняла желания своего любовника, но брать какую бы то ни было инициативу на себя… Пантов был неутомим. Откуда только у него силы брались! Правда, после того, как все закончилось, и она, закрыв глаза, отдыхала в горячей воде, ей показалось, что Пантов остался недоволен.
Раскинув руки по краям огромной джакузи, он молча дымил сигарой.
— Ты обижаешься на меня, милый? — она постаралась быть нежной, внимательной. — Но я и вправду очень устала…
— Скажи, — не вынимая сигары изо рта, спросил Пантов, — тебе приятнее было заниматься любовью с этим самым… как его? Журналистом?
— С чего ты взял, Михаил?
— Я давно заметил, что ты возбуждаешься только тогда, когда закрываешь глаза. Ты вместо меня представляешь его? С открытыми глазами ты равнодушна ко всем моим ласкам…
Это было правдой. Эдита почувствовала, как слегка покраснела, хотя горячая вода, распарившая лицо и тело молодой женщины, помогла скрыть явную улику. Отводя глаза от пристального взгляда Пантова, она попыталась разыграть негодование.
— Зачем ты меня обижаешь? Ведь я же поехала с тобой.
Пантов, казалось, не заметил ее возмущения. Щелчком отправил окурок сигары в мусорную корзину, придвинулся ближе и обхватил руками ее колени.
— Ты его любила?
Она всегда ожидала этого разговора. И давно решила, что когда он возникнет, она не станет лукавить и уходить от прямых вопросов.
— Мне кажется, да.
— А сейчас?
— Я не знаю. — Она попыталась хоть немного оправдаться за свою откровенность. — Мы так долго делили между собой и радости, и невзгоды… Иногда я бываю очень благодарна ему за то, что он вернул меня к жизни. Ведь мой первый брак закончился полным крахом. Отец Фильки оказался проходимцем чистой воды, и мне было стыдно даже нос высунуть из дома.
Пантов такой чистосердечности, признаться, не ожидал и не нашел ничего лучшего, как спросить:
— А разве журналист — не проходимец? Я слышал, что его турнули из органов за взяточничество…
— Это неправда! — глаза Эдиты полыхнули гневом. — Юрку просто подставили. Мы с отцом в курсе всех этих дел.
— Кто подставил? — не скрывая злорадства, спросил Пантов.
— Торговцы фальсифицированной водкой. Агейко тогда возглавлял отдел по борьбе с экономическими преступлениями в области. Взяли с поличным одного подпольного дельца, у которого конфисковали несколько контейнеров с поддельной водкой. И ему решили отомстить. Кто-то вскрыл его машину, подбросил в бардачок сверток с внушительной суммой и сразу сообщил высокому начальству. Когда Юрка возвращался домой, его остановили, сделали досмотр автомобиля и обнаружили злополучный пакет. Расчет был тонкий. Но махинаторы просчитались! Они-то думали, что Агейко заглянет в бардачок, поинтересуется содержимым неизвестного свертка и оставит на нем отпечатки пальцев. Тогда бы ему не миновать камеры.
— А Пинкертон не взял деньги в руки?
— По чистой случайности. Бог уберег. Но из милиции, к счастью врагов и недругов, ему пришлось уйти.
— А как же пострел в газету поспел? С такой-то репутацией?
— Не ерничай, Михаил. С первого дня работы в органах он вел в областной газете колонку о махинациях. У него были прекрасные отношения с редактором, который, кстати, тоже нажил себе немало неприятностей. Ему сразу же и предложили поменять погоны на перо. И Агейко согласился.
— Лучше бы он работал в милиции, — легонько оттолкнув ее колени и размышляя о чем-то своем, сказал Пантов.
Он на мгновение забыл, что он в Париже, в люксе, с привлекательной женщиной. Контролировать шаги Агейко-милиционера с помощью полковника Махини ему было бы куда легче, чем держать в узде независимого журналиста. Постоянные укусы журналиста выводили Пантова из себя. Не было месяца, чтобы в газете не появилось о нем какой-нибудь гадости. А в последней статье бывший милиционер выплеснул на него такой ушат грязи, что депутатский рейтинг Пантова заметно дрогнул. И это накануне новых выборов!
Пантов готов был принять вызов и ввязаться в бой. Это еще надо посмотреть, чья возьмет!
Он с гордостью победителя взглянул на Эдиту — возлюбленную журналиста, которая, закрыв глаза и, казалось, ни о чем не думая, теперь нежилась в ванне с ним, Пантовым. Такая нагая и услужливая.