Закон-тайга

— Ну, бля, удружил, дружбан Корзубый, — коротко хохотнул Чалый. — Я как посмотрю — везде одни акробаты, скоро нормальных пацанов совсем не останется, все заголубеют.

— Что ж, жисть такая стала, — философски заметил старший истопник. — Закона не знают…

— Вот-вот, — кивнул Иннокентий, пытаясь сообразить, почему это вдруг так резко начался этот базар: на всякий случай он, идя в кочегарку, захватил с собой острую заточку, спрятав ее в голенище сапога.

А Корзубый продолжал задумчиво и проникновенно:

— "Мусорам" направо-налево продаются. Понятия наши херят. Приходится их петушить волей-неволей. Я-то думал, им это в западло, а им — в кайф, в натуре. Так и не знаешь, что для такого паучины лучше: протыкать или не протыкать? — горестно посетовал знаток блатной этики.

— Ну и где твой китаеза?! — с большей поспешностью, чем следовало, воскликнул Иннокентий; слова о всеобщей ссученности неприятно резанули ему слух.

— Да щас, только свистну, мигом примчится. — Поднявшись, он кивнул своей помощнице. — Эй, чуркоза, гони в поселок за этим…

После чего, присвистнув, сделал обеими руками характерный жест.

* * *

Ли Хуа, то и дело оборачиваясь, шагал по направлению к вертолету. При этом в каждой клеточке его тщедушного тельца звучали торжественные аккорды Первого фортепьянного концерта Петра Ильича Чайковского.

"Ну, теперь точно представят к очередному званию, объявят благодарность от имени компартии, направят в какую-нибудь более цивилизованную страну, Уганду или Танзанию…" — звучало в такт мощным фортепьянным аккордам.

Чалый и Малина шли сзади, при этом взгляд Астафьева похотливо скользнул по поджарому заду китайца.

— Слышь, ты, узкоглазый, Ли, или как там тебя еще? — послышалось шпиону сзади, и он, послушно остановившись, проблеял:

— Моя — Ли Хуа, твоя — Чалая, твоя друга — Малина, да?

Кеша хмыкнул и, очень нехорошо улыбнувшись, предложил:

— А хочешь, и ты будешь моя подруга? — Не дождавшись ответа, он сразу же завершил любовную прелюдию и перешел к более конкретному предложению: — Давай, забирайся в кабину, понежу своим садильником.

Казалось, невозмутимого китайца трудно было удивить каким-то там садильником — за свою бурную шпионскую жизнь он насмотрелся всякого.

— Хоросо, товарища, в Китаю прилетаем, все тебе там будет. — Для большей убедительности Ли Хуа принялся загибать пальцы, перечисляя: — Рыночная социализма будет, а значит, и риса будет, и водка будет, и тушеная дракона будет, и Ли Хуа будет…

То ли Чалый пребывал в слишком возбужденном состоянии, то ли близость новой родины способствовала эрекции, то ли порыв ветра сильно исказил последние слова китайского «утюга», но он сразу же впал в амбицию.

— Кого-кого ты послал? — окрысился блатной. — Кому не будет? Да и вобще, на хрен ты мне сдался: акробат у меня уже есть, «адика» дружбан Корзубый отлил… Давай, я тебя по-быструхе трахну, тем более целяк ломать не надо, и вали в свой поселок…

— Вот-вот, — неожиданно встрял Малина, понявший, что если Чалый удовлетворит свое плотское желание, то он, Сергей Арнольдович, сохранит свою девственность еще минимум на сутки, — у вас в Китае хреновая демографическая ситуация, на кой там столько китайцев? И так уже там миллиард с чем-то. А то еще забрюхатишь от Чалого, тройню родишь, риса на вас не напасешься, да и вообще: сколько вы нам, русским-то, задолжали? — Неожиданно непроткнутого акробата охватил порыв благородного патриотизма.

Китаец оглянулся: сзади с беспечным, хотя и откровенно вызывающим, видом шагали двое отпетых подонков, организм которых наверняка был подорван наркотиками, денатуратом и долгими годами «командировок». Впереди заманчиво блестели пуленепробиваемые стекла совсекретного военного вертолета, угон которого мог стать венцом шпионской карьеры китайского агента.

Теперь Ли Хуа словно бы преобразился: куда делся тот щуплый, тщедушный «утюг», служащий посмешищем всего Февральска!

Теперь он больше, чем когда-либо, напоминал героя гонконговских фильмов-каратэ — плавные, вкрадчивые движения, напряженный взгляд хитрых маленьких глазок…

Резкий крик «кий-а-а», удар ноги — и предполагаемый партнер по несостоявшемуся гомосексуальному акту отлетел в сугроб.

Этот удар наверняка бы убил насмерть быка, но только не русского уголовника, организм которого, наоборот, был закален наркотиками, денатуратом и долгими годами «командировок». Поднявшись из сугроба, Иннокентий удивленно посмотрел на тщедушную фигурку пидора и протянул пораженно:

— Ну, бля, ты так?!

Дальнейшие события развивались бурно. Ли Хуа удачно провел удар «мая-гири»; наверняка, будь тут Брюс Ли, он бы побледнел от зависти. Русский уголовник, только удивленно хукнув, со всего размаха саданул в маленькую головку пудовым татуированным кулаком. Этого оказалось более чем достаточно: перед глазами Ли Хуа заплясали огромные радужные круги, и секретный китайский агент впервые пожалел о том, что, готовясь, в разведшколе он изучал приемы каратэ, а не русской уличной драки…

— Бей его, Чалый, дай ему, дай! — завизжал из-за спины подельника Малинин.