Закон трех отрицаний

Он помог ей выйти из машины, подал палку, лежащую на заднем сиденье. Осмотрелся вокруг и радостно махнул рукой в сторону здания, стоящего на противоположной стороне.

– Вон там книжный магазин, если меня туда запустить, то это надолго. Я пойду в книгах покопаюсь, а вы, как освободитесь, позвоните мне. Телефон у вас с собой?

Настя открыла сумку и проверила: листочек с номером мобильного телефона Самарина был на месте. Валентин запер машину и направился к подземному переходу, а Настя вошла в здание клиники, где ее долго выспрашивали, к кому и по какому вопросу она пришла, потом проверяли по телефону, записана ли она на прием к профессору, после чего так же долго и подробно объясняли, куда идти, где свернуть, на каком лифте подняться и как найти нужный кабинет. Дорога оказалась длинной и не сказать чтоб уж очень простой. Настя трижды умудрялась пойти не по тому коридору и попасть не в тот корпус и под конец путешествия разозлилась на себя за свою тупость, на ногу, которая болела, на архитекторов, которые все это придумали, и на мать, которая ей все это устроила.

Единственным, что примирило ее с действительностью, было отсутствие очереди перед кабинетом профессора. Профессор, круче которого, если верить матери, в Москве не было, оказался молодым, высоким, худым и совершенно лысым.

– Я вас слушаю, – как-то подозрительно ласково произнес он. – Что вас беспокоит?

Да ничего ее не беспокоит! Она вообще ехать сюда не хотела. Вот что ему теперь говорить? Нога болит с каждым днем все меньше и меньше, нагрузки она выдерживает все большие и большие, и жаловаться Насте абсолютно не на что. А может, сказать все как есть?

– Видите ли, – начала она, судорожно мечась в поисках нужных слов, – мы с вами оказались жертвами недоразумения.

– Даже так?

Его лысина засияла ярче, словно в предвкушении чего-то новенького и любопытненького.

– У меня после перелома очень долго болела нога, и врачи не могли понять, почему боль не проходит. В этом состоянии меня выписали домой. Но теперь, мне кажется, все в порядке, я поправляюсь, но моя мама очень переживает, она решила, что со мной что-то серьезное…

– Какие нагрузки вы выдерживаете? – перебил он ее, быстро просматривая выписку, которую Насте дали в госпитале.

– Сорок минут ходьбы.

– Когда появляется боль? Сразу или к концу прогулки?

– Примерно на середине. Скорее даже ближе к концу.

– Ходите с палкой?

– Дома – нет, а на прогулку хожу, конечно, с палкой.

– Давайте я вас посмотрю.

Профессор задал ей еще два десятка вопросов, на которые Настя постаралась ответить точно и добросовестно, потом осмотрел ногу.

– Не вижу ничего экстраординарного, – он пожал плечами и снова сверкнул лысиной, усаживаясь за стол. – Учитывая время, которое прошло с момента перелома, ваше состояние могло быть даже несколько хуже. Когда наступило улучшение?

– Неделю назад.

– А до этого все время были сильные боли?

– Все время.

– И что вы хотите от меня услышать? Объяснения, почему так долго болело, а потом резко стало улучшаться?

– Нет. А… – она осторожно посмотрела на него, – вы могли бы дать такое объяснение?

– Мог бы. Но не уверен, что вам это нужно. Да и какая вам разница? Зачем вам углубляться в медицинские тонкости? Главное, что улучшение наступило и идет оно очень высокими темпами. По вашему сегодняшнему состоянию, вы в моей помощи не нуждаетесь. Примерно через две недели вы можете выходить на работу.

– То есть вы хотите сказать, что я могла бы к вам не приходить? – прямо спросила Настя.

– В этом не было никакой необходимости, – он улыбнулся чуть смущенно, глядя на длинный белый конверт, который Настя вытащила из сумки и положила на стол прямо перед ним. – Только если для вашего собственного спокойствия.

– Спасибо, – вздохнула она.

«Ну маменька, ну удружила, – думала она, плетясь по длинным бестолковым коридорам к выходу. – Сто пятьдесят баксов псу под хвост. Да еще и настроение испорчено. И кто ее просил устраивать мне эту консультацию? Я понимаю, она хотела как лучше, она думала, что нога у меня болит все так же сильно, как раньше, а я просто скрываю, не жалуюсь… Не делай, не говори и не думай ничего, о чем тебя не просят. С «не делай» и «не говори» вроде бы понятно. А вот «не думай»… Может быть, это как раз тот случай? Не забыть бы поговорить об этом с Пашей Дюжиным».

В гардеробе, надев куртку, она уже вытащила из сумки телефон, чтобы позвонить филологу Валентину, но ее опередил чей-то звонок.

– Опять гуляешь? – Коротков говорил так бодро, что Настя сразу поняла: еще немного – и он сорвется. Совсем, видно, устал. – Битый час названиваю тебе по городскому, а ты не подходишь. Смотри, совсем загуляешься, дорогу к дому не найдешь.

– А я в Москве, – сообщила она уныло.

– Да ну? Честно?

– Угу. К врачу ездила, на консультацию.

– И что врач сказал?

– Что через две недели могу приступать.

– Не, две недели это слишком долго, это я столько не выдержу.

Да он и двух часов не выдержит, бедолага. Кто сказал, что быть начальником легче, чем подчиненным исполнителем?

– Ты территориально где сейчас? – спросил Коротков.

– На Пироговке.

– Лешка с тобой?