Закон военного счастья

— Противник их очень быстро подавил. Понимаете, даже из спаренной пушки можно ударить и, прежде чем тебя засечет противник, успеть перебежать. А с крупнокалиберником не побегаешь. Их почти сразу раздолбали. Все.

В помещении на миг стало тихо. Кажется, сидящие тут люди догадались, что выслушанная сентенция была оплачена многими жизнями и отчаянным, но безуспешным мужеством.

— Ладно, — хлопнул по столу Рымолов. — Следующий вопрос. Противник, почти не встречая ни малейшего сопротивления с нашей стороны, громит город. Каково сейчас его расположение?

Высказываться решил высокий, тощий парень, чем-то неуловимо похожий на Пестеля.

— В общем, пока на нас навалилось только шесть треугольников. Два находятся в районе завода, два висят над старой частью города и парком, разрабатывая стадион с волосатиками. Один долбит по тому сооружению, которое возвели зеленокожие, одновременно мешая всем перемещениям людей в районе бывших новостроек, и еще один, по последним сведениям, сковывает наши действия по направлению к аэродрому. У меня все.

Рымолов обвел глазами сидящих перед ним людей. Спросил низким, глухим голосом:

— Кто доложит о расположении и состоянии людей?

За то время, что Рост его не видел, он не сильно изменился. Остался тем же высоким и очень светлым лоб, так же глубоко и сухо блестели глаза. Но в нем появилась какая-то слабина. Рост не очень надеялся, что сугубо штатский Председатель, бывший профессор каких-то там наук выдержит обрушившиеся на Боловск беды со стойкостью настоящего бойца. Но так явно демонстрировать перенапряжение все-таки не следовало.

— Могу я, — подала вдруг голос теща Ростика, мама Любани. Тамара Ворожева. Вот она была спокойной, даже, пожалуй, равнодушной. В общем, выглядела она как-то непривычно. — Люди преимущественно остались на местах, то есть в своих подвалах или в подвалах соседей. Первый час на дорогах замечалось какое-то движение, но, когда стало ясно, что эти… захватчики бьют по всему, что движется, люди большей частью замерли, залегли кто куда. Да и бежать, как ни крути, некуда. Итого в городе находится почти пятьдесят тысяч человек, из которых почти половина детей. Четверть другой, взрослой половины, в принципе может быть мобилизована, хотя бы для нестроевых целей, но… Но их нужно заставить и в любом случае дать знать о наших планах.

Так, решил Рост, они обсуждают возможность тотальной мобилизации. Значит, покоряться они еще не хотят. И то хлеб.

— Сколько они смогут продержаться без воды? — спросил кто-то из задних рядов.

Рост присмотрелся, это был Кошеваров, некогда второй человек в городе, мэр, а ныне, очевидно, утративший свое влияние рядовой хозяйственник.

— Ну, за последнее время все привыкли неделю, а то и больше обходиться своими кормами и водой, — отозвалась Ворожева. — Так что большой беды за три-четыре дня быть не может.

— Они крошат город, как муравейник, а вы… — махнул на нее рукой Председатель. — Ладно. Об оружии пока говорить не будем. Какие будут предложения по схемам мобилизации? Как заставить людей стать в строй перед лицом такого… противника?

— Охо-хо, — раздался вдруг знакомый до боли голос. Принадлежал он, без сомнения, Каратаеву. — И как же так получилось, что мы опять проспали противника? Где был наш знаменитый… Этот… который сидел на шаре? Как он вообще сумел не заметить треугольники?

— А он, кажется, струсил, — негромко, но внушительно проговорила Галя Бородина. — И удрал, не дождавшись…

— Попрошу не трепать языком, если не знаете фактов, — неожиданно для себя очень жестко проговорил Рост.

Все повернулись в его сторону.

— Что? — Галя говорила очень медленно и, как всегда, что-то такое, что не хотелось слушать — настолько это было неправильно, настолько не соответствовало действительности.

— А то, — отрезал Рост, как-то слишком быстро наливаясь злостью против этой женщины, против. всей этот чиновной шушеры. — Денис Пушкарев пал смертью храбрых на глазах всего города и всей пурпурной братии, взорвав шар вместе с треугольником противника. Первый павший за эту войну враг погиб потому, что Денис защищал таких вот… как ты, Галина. Которые его бездумно и бесчувственно позорят. Хотя, конечно, не за вас он погиб, а за людей.

— Гринев, — поморщился Рымолов, — хватит патетики. Давай дело.

Рост подумал.

— Что-то вы, Арсеньич, не очень торопились оборвать предыдущего оратора, который порол чушь и позорил, не побоюсь этого слова, настоящего солдата… — Он вздохнул. — Именно из-за его самоотверженности у нас сейчас над городом шесть черных треугольников, а не семь.

— От этого нам ненамного легче, — отозвалась Галя.

— Ерунда, — тут же парировал Ростик. — Шесть — это не семь. Еще и потому, что враг уже не так уверен в себе, он уже видел, как мы его умеем сбивать. За одно это Бойцу нужно памятник поставить, а не крыть его…

— Гринев, я же попросил, — снова проговорил Рымолов.

— А я не могу не выразить свое возмущение. Случится мне завтра за Боловск погибнуть, такое вот… сборище и меня обхает. Поэтому — не позволю. Всем это ясно?

Последние слова он процедил уже сквозь зубы.