Закон вселенской подлости

К тому же выяснилось, что мы стали жертвами розыгрыша – никакой раздачи призов и подарков на представлении не предполагалось. Уяснив это, Юля сделалась до крайности печальна.

– С таким лицом, как у тебя сейчас, только на похороны ходить, – заметил Эдик.

– А я, может, к похоронам и готовлюсь, – сказала Юля и шмыгнула носом. – Очевидно, дальше все будет только хуже. Жизнь моя пошла под откос!

– Мир расшатался, и скверней всего, что я рожден восстановить его, – я попыталась подбодрить подружку цитатой из «Гамлета», но тоже не преуспела.

– Мир расшатался, и скверней всего, что надо ждать маньяка моего! – с завыванием переиначила Шекспира депрессивная подружка.

– Смотрите-ка, она уже присвоила себе маньяка! – сердито съязвил Эд. – Эй, да с чего ты взяла, что он позарится именно на тебя? Не завышенная ли это самооценка?

Юлю это задело, и она перестала ныть и киснуть, зато начала сердиться и грубить, так что всю долгую – на троллейбусе – дорогу домой эти двое грызлись между собой, а у меня не получалось их разнять.

Наконец Эдик психанул и со словами «Да иди ты к чертовой бабушке!» выскочил из троллейбуса на случайной остановке.

– К дедушке! К Гавриилу Иосифовичу! – по инерции огрызнулась еще Юля, и мы с ней поехали дальше уже вдвоем.

Я смотрела на подружку с молчаливым укором.

– Ну что? – не выдержала она.

– А кто-то говорил, что глупо разбрасываться кавалерами, – напомнила я.

– Так то кавалерами! А это… – Юля посопела, побарабанила пальцами по стеклу, пару раз вздохнула и, не глядя на меня, спросила: – Думаешь, я ему нравлюсь?

– Вот это вопрос! – Я всплеснула руками. – Парень бросил все свои дела и второй день подряд носится с тобой как дурень с писаной торбой, а ты еще спрашиваешь, нравишься ты ему или нет?!

– Почему это именно я писаная торба, он с нами обеими носится, – слабо возразила Юля.

– А ругается только с тобой!

– Думаешь, это тот случай, когда «милые бранятся – только тешатся»? – подружка припомнила народную мудрость и повеселела.

Подъезжая к дому, мы уже живенько болтали и хихикали.

Я уже было решила, что лимит неприятностей на сегодня исчерпан, но ошиблась.

Когда Петю Меньшикова спрашивали, кто он есть таков, Петя горделиво и таинственно представлялся программистом-аутсорсером. Это означало, что он свободен от тупой поденщины в офисе и работает по специальности на дому.

Правда, некоторые темные личности путали аутсорсеров с аутистами. С такими Петя впредь не разговаривал. Даже если это были более или менее хорошенькие девушки.

Зачем ему в подружках дурочка?

Петя не смог бы ужиться с особью, не знающей терминов языков программирования высокого уровня.

Не говоря уж о том, что он не смог бы ужиться с особью, не понимающей, что множественные кольца от кофейных чашек на столе – это вдохновляющая отсылка к двоичному коду, а огрызок яблока на выдвижном лотке дисковода – часть специфически благоустроенного мироздания трудолюбивого программера!

Особь по имени Маша в редкий момент отсутствия Пети дома реализовала коварные планы по уборке помещения, и оскорбленный в лучших чувствах программер выгнал Машу вон, не реагируя на ее слезы и вопли: «Петенька, любимый, прости!»

Есть преступления, которые не подлежат прощению даже за давностью лет.

После Маши Петя не пускал в свою берлогу никого. На интерьере и санитарном состоянии берлоги это сказывалось отрицательно, на настроении Пети – положительно. В свободное от работы время он самозабвенно рубился в компьютерные игры и, попадись среди их антигероев какая-нибудь Маша, скосил бы ее верным лазером без сомнений и колебаний.

Хотя в последнее время верным оружием Пети был не лазер (в «Звездные войны» он уже наигрался), а обоюдоострый серебряный меч. Что ни говори, а для ближнего боя с вампирами ничего лучшего пока не придумано!

Из динамиков компьютера бурно выплеснулись тревожно-тоскливые звуки, в которых меломан в отличие от программиста-аутсорсера опознал бы начало второго этюда Шопена. Петя же понял, что допущен на новый уровень игры, и торопливо поставил мимо тумбочки кружку с недопитым кофе.

Пора было браться за серебряный меч.

Большой черный чемодан с металлическими углами походил на дорогой солидный гроб.

– Антиквариат, – уважительно сказал здоровяк, когда карлик, одышливо пыхтя, вытолкал чемодан к его ногам из-под кровати.

– Кожа натуральная, – подтвердил карлик, успевший близко рассмотреть чемоданище. – Толстая, почти не поцарапанная! Такую попробуй поцарапай, как с бегемота снята.

– Бегемоты разве черные? – машинально усомнился здоровяк.

– Тогда с кита, – не стал спорить карлик.

Он встал на ноги, отряхнул от пыли живот и колени, потом попытался также перевести из лежачего положения в стоячее чемодан, но не справился.

– Тяжелый, как сто собак!

– Надеюсь, что в нем не собаки, – возразил здоровяк и приподнял чемодан. – Собак нам не заказывали… Ого! Он весит целый центнер!

– В два раза больше, чем я, – зачем-то прокомментировал карлик. – Там точно бумаги, я уверен. Бумага – она же тяжелая, как натуральное дерево.