Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага

Гость молчал, поджав губы и осмысливая услышанное здесь от Солона. Ранее, где-то в глубине души, он ещё таил надежду переубедить бунтаря. Но в итоге получилось так, что помешанный поэт переубеждал его – несгибаемого архонта, навязавшего Афинам закон о Саламине в своей правоте. Признать сейчас свою неправоту Аристодору не позволяли гордость и должность. Считать же неправым Солона ему не давали честь и совесть. Именно поэтому неподатливый архонт предпочёл не делать скоропалительных выводов. Он долго размышлял, затем вновь строгими глазами пристально посмотрел на Солона, но то уже был другой взгляд. Глаза те же, а взгляд иной – более дружелюбный и сочувственный. Можно сказать это был взор молчаливой негласной поддержки, во всяком случае, искреннего сомнения.

– Я пойду, – сказал Аристодор, почти, извинительным тоном. – У меня ещё много дел. Завтра Экклесия, ты знаешь. Надеюсь, боги помогут нам разобраться в трудных делах. Но многое, Солон, будет зависеть только от тебя, от твоего благомыслия и умения убеждать афинян. Завтра тебе предстоит переход от умоисступления к врачеванию. Тебе надлежит определить если не судьбу Афин, то свою собственную. Зевс и Афина тебе в помощь!

3

На следующий день, с самого утра, тысячи граждан Афинского полиса потянулись в сторону Пникса – невысокого холма, обнесённого оградой, расположенного в западной части Афин. Здесь со времён Тесея – основателя Афинского государства, проводились народные собрания афинских граждан. Такого стечения людей, как в сей раз, не наблюдалось уж лет двадцать. Даже те, кто не имел права голоса, пришли посмотреть на небывалое, как они полагали, зрелище. В само собрание их не впустили, поэтому «зеваки» пристроились на подступах к Пниксу, в надежде хоть что-нибудь увидеть, а то и услышать. Мужи, достигшие двадцатилетнего возраста и старше, разместились на холме по строго установленному порядку, на специально сооружённых террасах. Каждый из них принадлежал к определенному геносу (роду), который, в сущности, выражал наличие гражданских прав, имущества и религиозной общности. Роды объединялись в братства, называемые фратриями. Фратрии по установленной традиции выполняли административные, военные и культовые функции. В каждую фратрию входило тридцать родов. В свою очередь, три фратрии составляли территориально-племенное объединение, называемое филой. Во времена Солона в афинском государстве насчитывалось четыре филы, носившие имена сыновей родоначальника ионийского племени – Иона, правнука Прометея. Первой размещалась фила Гелеонта, к которой принадлежал Солон, далее – филы Эгикора, Аргада и Госплета. В простонародье их называли филами гелеонтов, эгикореев, аргадеев, госплетов. Таким образом, на Пниксе, в строго отведённых местах, в составе четырёх фил выстроились в общей сложности триста шестьдесят афинских родов, ожидавших начала народного собрания – высшего органа власти Афинской державы. Издавна народное собрание получило название Экклесии. И это название сохранилось навсегда.

Все граждане, пришедшие на собрание, расположившись полукругом, стояли лицом к центру холма. На нём находились жертвенник и священные лампады, в которых от начала и до завершения собрания курился ладан. Здесь же располагалась скамья для высших должностных лиц – архонтов. Во время работы Экклесии только им разрешалось сидеть. Народ, конечно, может и постоять, шутили старики-афиняне. В противном случае собрание никогда не закончится.

Несколькими метрами справа находилась бема – государственный камень, как ещё называли её афиняне. Именно с этого большого камня, высеченного из скалы, во время выступлений, ораторы обращались к присутствующим гражданам и гостям.

Казалось всё уже готово к открытию собрания. Аристодор беспокойными глазами окинул сборище граждан; он искал, но никак не находил Солона. В сущности, собрание могло проводиться и без него. Однако все понимали, что главный вопрос, выносимый на обсуждение, исходил от купца, следовательно, сами боги велели ему быть на Пниксе.

Архонт вдруг заметил, как сотни афинян оживлённо обратили свои взоры к входу на холм. Именно оттуда, не спеша, в сопровождении Клиния, Гиппоника, Коиона и Дропида шёл в направлении своей филы главный зачинщик сегодняшнего сборища.

«Хвала Афине!», – подумал архонт и спустя некоторое время, одев на голову миртовый венок, поднялся на бему.

– Мужи афинские! – обратился он к стоявшим гражданам. – Воздадим должное олимпийским богам, да пребудут вечные боги с нами. Принесём им жертвы, восславим их благородные деяния и возмолимся!

После этих слов от каждой филы отделились по шесть человек и направились к жертвеннику. Двенадцать жертвенных поросят, которых они несли, были заколоты, а их кровь наполнила амфоры.

Дальнейшие священнодействия продолжили жрецы храмов Афины и Посейдона. Они окропили Пникс кровью молодых поросят и зажгли священные лампады. Затем перед жертвенником предстал архонт-басилевс Клеандрид. Воздев руки к небу, он возгласил молитву: