Законы диалектики. Всеобщая мировая ирония

Восточная Римская империя просуществовала еще долго, а в Западной образовалось новое христианское население из поселившихся в ней варварских орд. Сначала христианская религия держала себя вдали от государства, и ее развитие касалось догматов и внутренней организации, дисциплины и т. д. Но теперь она стала господствующей, она стала политической силой, политическим мотивом. Теперь мы видим христианскую религию в двух формах: с одной стороны, варварские народы, которым еще предстояло усвоить начатки цивилизации, первоначальные элементы правового порядка, государственного устройства, с другой – цивилизованные народы, усвоившие греческую науку и утонченную восточную культуру. Гражданское законодательство достигло у них того совершенства, до которого его довели великие римские юристы, так что собрание законов, изданное по приказанию императора Юстиниана, и теперь еще вызывает восхищение мира. Здесь христианская религия присоединяется к уже сложившейся культуре, исходным пунктом для развития которой было не оно; там, наоборот, процесс усвоения культуры начинается с самого начала и исходным пунктом является христианство.

Эти государства представляют в высшей степени замечательный контраст, являющийся для нас великим примером, доказывающим необходимость того, чтобы народ создал свою культуру в смысле христианской религии. История высокообразованной Восточной Римской империи, где, как следовало бы думать, дух христианства мог бы быть понят в своей истинности и чистоте, представляет нам тысячелетний ряд беспрестанных преступлений, слабостей, низостей и проявлений бесхарактерности, ужаснейшую и поэтому всего менее интересную картину. При этом обнаруживается, как христианская религия может быть абстрактною и в качестве таковой слабою именно потому, что она так чиста и духовна в себе. Она может быть и совершенно обособленной от мира, как, например, в монашестве, которое возникло в Египте. Обыкновенно представляют себе и говорят, когда идет речь о власти религии как таковой над сердцами людей, что если бы христианская любовь стала всеобщею, то частная и политическая жизнь стали бы совершенными и быт стал бы вполне справедливым и нравственным. Таковым может быть благое желание, но оно не соответствует истине; ведь религия есть нечто внутреннее, являющееся исключительно делом совести; этому внутреннему миру противостоят все страсти и влечения и, для того чтобы сердце, воля, ум прониклись истиной, их необходимо воспитать, справедливость должна стать обычаем, привычкой, действительная деятельность должна возвыситься до разумных действий, государство должно иметь разумную организацию, и лишь эта организация делает волю индивидуумов в самом деле справедливой.

* * *

Византийское государство является великим примером того, как христианская религия может оставаться абстрактною у просвещенного народа, если вся организация государства и законов не перестроена по ее принципу. В Византии христианство попало в руки подонков и необузданной черни. С одной стороны, грубая дикость, с другой – придворная низость оправдывают себя религией и оскверняют ее, обращая ее в нечто позорное.

По отношению к религии преобладали следующие интересы: во-первых, определение церковного учения и затем замещение церковных должностей. Определение церковного учения предоставлялось соборам и духовным руководителям общин, но принципом христианской религии является свобода, субъективное разумение, поэтому распри волновали и толпу, возникали ожесточенные междоусобия, и повсюду из-за христианских догматов происходили убийства, пожары и грабежи. Известно, например, следующее уклонение от догмата τρισαγιον. Слова гласят: «Свят, свят, свят господь бог саваоф». Одна партия добавляла к этому в честь Христа, «который был распят за нас», другая партия не признавала этого добавления, и началась кровавая борьба. В споре о том, ομοουσιος или ομοιουσιος Христос, т. е. следует ли признавать тождество сущности или подобие сущности Христа с богом, одна буква «ι» стоила жизни многим тысячам людей.

Особенно знамениты распри из-за икон, во время которых часто оказывалось, что император становился на сторону икон, а патриарх высказывался против них, или наоборот. Из-за этого проливались потоки крови. Григорий Назианский говорит: «Этот город (Константинополь) полон ремесленников и рабов, и все они глубокомысленные богословы, произносящие проповеди в своих мастерских и на улицах. Если вы хотите разменять у кого-нибудь серебряную монету, он поучает вас, чем отличается отец от сына; если вы спрашиваете о цене большого круглого хлеба, вам отвечают, что сын ниже отца; а если вы спросите, готов ли хлеб, то вам отвечают, что сын сотворен из ничего».