Законы диалектики. Всеобщая мировая ирония

Партикуляризм, проявившийся в этом отношении, устранен в магометанстве. В этой духовной всеобщности, в этой чистоте без пределов и без определения, у субъекта нет иных целей, кроме осуществления этой всеобщности и чистоты. Для Аллаха уже не существует положительной ограниченной цели еврейского бога. Поклонение Единому есть единственная конечная цель магометанства, и содержанием деятельности для субъективности являются лишь это поклонение и намерение покорить Единому мирское. Хотя этому Единому свойственно определение духа, но так как субъективность поглощается в предмете, из этого Единого исчезают все конкретные определения, и ни само оно не становится для себя духовно свободным, ни самый предмет его не оказывается конкретным. Однако магометанство не является ни индийским, ни монашеским погружением в абсолютное, но в нем субъективность оказывается жизненною и бесконечною – деятельностью, которая, проявляясь в мирском, лишь отрицает его и клонится лишь к тому, чтобы существовало чистое поклонение Единому.

Предмет поклонения магометан чисто интеллектуален, Аллаха нельзя ни изображать, ни представлять; Магомет есть пророк, но человек, и он не выше человеческих слабостей. В основных чертах магометанства выражается то, что в действительности ничто не может стать неизменным, но что в мире все деятельно, полно жизни и уходит в бесконечную даль, так что поклонение Единому остается единственною связью, которая должна все соединять. В этом просторе, в этой мощи исчезают все границы, всякое национальное и кастовое различие; ни одно племя, никакие политические права, обусловленные происхождением и владением, не имеют ценности, но человек имеет ценность лишь как верующий. Поклоняться Единому, веровать в него, поститься, отказаться от плотского чувства обособления, раздавать милостыню, т. е. отказываться от частного владения, – таковы простые предписания; но высшая заслуга заключается в том, чтобы умереть за веру, и тот, кто гибнет в битве за веру, наверное, попадет в рай.

У магометан господствовала абстракция: их целью было торжество абстрактного культа, и они стремились к этому с величайшим воодушевлением. Это воодушевление являлось фанатизмом, т. е. воодушевлением, вызванным абстрактным, абстрактною мыслью, которая относится отрицательно к существующему. Фанатизм существен лишь в том отношении, что он опустошает, разрушает конкретное; но магометанский фанатизм был в то же время способен на все возвышенное, и эта возвышенность свободна от всяких мелочных интересов и соединена со всеми добродетелями, свойственными великодушию и мужеству.

Однако действительная жизнь конкретна, и в ней ставятся частные цели: благодаря завоеванию возникают господство и богатство, права царствующей фамилии, связь индивидуумов. Но все это лишь случайно и построено на песке: сегодня оно есть, а завтра его нет; магометанин при всей его страстности равнодушен к этому, и в жизни его происходят резкие перемены судьбы.

* * *

При своем распространении магометанство основало множество государств и династий. В этом бесконечном море все движется дальше; нет ничего устойчивого, то, что приобретает определенные очертания, остается прозрачным и так же расплывается. Династиям у арабов была чужда прочная органическая связь, поэтому государства лишь вырождались, индивидуумы лишь исчезали в них. Но там, где благородная душа фиксируется, как волна в морской зыби, она выступает с такою свободою, что не существует ничего более благородного, великодушного, мужественного, безропотного. То особенное и определенное, которое охватывает индивидуум, всецело им овладевает. В то время как у европейцев существует множество отношений и они представляют собой комплекс сложных отношений, в магометанстве индивидуум оказывается лишь этим индивидуумом и притом в превосходной степени, жестоким – коварным, храбрым, великодушным в высшей степени.

Там, где есть чувство любви, она оказывается глубочайшею любовью и ни перед чем не останавливается. Властитель, который любит раба, возвеличивает предмет своей любви тем, что окружает его пышностью, дает ему власть, осыпает его почестями и забывает скипетр и корону; но и, наоборот, он затем столь же бесцеремонно приносит его в жертву. Это ни перед чем не останавливающееся глубокое чувство обнаруживается и в пламенной поэзии арабов и сарацинов. Это пламенное воображение проявляется в полной свободе фантазии от всего, так что она совершенно отождествляется с жизнью изображаемого предмета и с его чувствами, и в ней исчезает всякий эгоизм.

Никогда энтузиазм как таковой не совершал столь великих подвигов. Индивидуумы могут восхищаться возвышенным во многих формах; и у энтузиазма народа, внушаемого ему стремлением к независимости, еще оказывается определенная цель; но абстрактное и в силу этого всеобъемлющее, ничем не сдерживаемое и нигде не находящее себе предела, ни в чем не нуждающееся воодушевление свойственно магометанскому Востоку.