Законы пятимерного мира (Шипе-Топек и другие)

Шипе-Топек тут же пожалел, но было уже поздно — слово не воробей, и он решил, что пожалеет себя еще раз, но чуть позже…

Огма был настроен благодушно. Приближалось новолуние, и он должен был родиться заново, как птица феникс, но только не из пепла, а прямо так как есть.

— Знаю, знаю… — добродушно проворчал великий телепат и телекинезер. — Шипе-Топеку опять неймется…

— Он несомненно Самородок! — осторожно намекнул Рекидал-Дак, стараясь наладить с Огмой хоть какие-нибудь отношения.

— Самородок это — я! — скромно парировал Огма, и с ним нельзя было не согласиться, так как в ближайшее новолуние он собирался подтвердить этот тезис в очередной раз.

— Что у нас не может отыскаться еще один самородок? — неожиданно вступился за Шипе-Топека Яманатка, которого однако больше беспокоило реноме горячолюбимого пятимерного мира.

— Ну-ну! — скептично покачал своей псевдоголовой Огма, и Рекидал-Дак невольно посочувствовал Яманатке.

— Ну может не у нас в пятимерном, может в Ином Мире? — попытался загладить свою оплошность Яманатка.

— Ну-ну! — сказал Огма с подтекстом, и подтекст был таким, что Яманатка окончательно смешался и невольно посочувствовал Рекидал-Даку.

— О чем вы можете спорить, если совершенно не знаете моего творчества? — не выдержал Шипе-Топек, о котором в пылу дискуссии определенно все позабыли.

— Ничто не ново под луной кроме меня, — сказал Огма, рискуя спровоцировать новые прения.

— И все-таки, он — талант! — подлил масла в огонь Рекидал-Дак.

— А я в два счета докажу, что рожденный ползать творить не может! разъярился уязвленный Огма. — А ну, изобрази что-нибудь для примера.

Шипе-Топек сначала надулся, а потом махнул на все хвостом и сердито продекламировал:

«Угрюмый ветер, поднатужив щеки
Наполнил жаждой наши паруса
И гонят нас воздушные потоки
В несовпадающие часовые пояса».

— Мрак! — сказал Яманатка подобострастно взирая на Огму.

— А по-моему, достаточно свежо, — робко вставил Рекидал-Дак.

— Очень свежо! — саркастически подтвердил Огма. — Так и дует из каждой строчки. Да и вообще — полный отрыв от действительности. Вот когда он у меня отыщет хотя бы один парус…

— Это образное выражение, — вяло возразил Шипе-Топек, чувствуя, что ветер явно не в его пользу.

— Чушь! — отрезал Огма. — К тому же совершенно не понятно, что хотел сказать автор.

— Я что хотел, то и сказал, — мрачно сказал Шипе-Топек.

— Значит надо было взглянуть на проблему шире или глубже, а может под другим углом и обязательно проследить социальные корни…

— Я видел только корни Говорливого дерева Брысь, — растерянно прошептал Шипе-Топек, — но специально за ними не следил.

— Вот видишь! С корнями у тебя явно не все в порядке.

— С какими корнями? Нет у меня никаких корней! — беспомощно залепетал Шипе-Топек.

— Это и плохо!!! Талант без корней это… как интеллигент без шляпы! — Огма зевнул и победно добавил, — вот когда я был в Ином Мире…

— Кстати, — перебил его Шипе-Топек, — в Ином Мире и не такое печатают.

— Правильно. Чтобы тебя «печатали», надо жить в Ином Мире или хотя бы побывать там и вернуться с неизгладимыми впечатлениями. — Огма снова зевнул и невозмутимо закончил. — Как я, например. А лучше вообще родиться заново, но перед этим на некоторое время умереть.

— Ну уж нет! — возмутился Шипе-Топек. — Я и так, как-нибудь признания добьюсь.

— Ну-ну! — обидно поддакнул Огма.

— Талант в землю не зароешь! — опять вмешался осмелевший Рекидал-Дак.

— Еще как зароют, — успокоил его Яманатка.

— А я еще и так могу!!! — в отчаянии крикнул Шипе-Топек и набрав в оба рта побольше воздуха, хором продекламировал:

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя.
То как зверь она завоет,
То заплачет как и я!

— Абсолютно асоциальное стихотворение, — безжалостно сказал Огма. Подумаешь ценное наблюдение: буря кроет! А вот за что кроет? Почему крутя? Из-за чего воет? Вот это был бы уже совершенно иной виток размышлений. А стиль?! Сплошной штамп!!!

Шипе-Топек только судорожно сглотнул от переполнивших его чувств, а тут еще на поляну выполз огромный и совершенно голодный Блек-Бокс. Времени на раздумья не осталось, и Шипе-Топек, так и не успев подумать поспешно швырнул в наползающий Блек-Бокс пачку исписанных листов «Макулатурника неистребимого». Блек-Бокс «чавкнул» и «закрылся». Но Шипе-Топек все же не понял, счастлив ли он, что так сравнительно легко отделался от прожорливого Блек-Бокса или нет.

— Не горюй! Рукописи не горят, — успокоил друга Яманатка.

— Не горят-то может и не горят, — сказал вконец осмелевший Рекидал-Дак, — а вот Блек-Бокс их наверняка переварит.

Только Огма ничего не сказал. Он уже начинал рождаться заново, и в будущем его, по-видимому, ждала Слава. А Шипе-Топека… ждало только Говорливое дерево Брысь.

— Ну что, пришел? — миролюбиво спросило дерево Брысь. — А как же Большая Литература?