Читаем Законы притяжения полностью

Мужчины-статисты ревностно переглядывались, искренне недоумевая, как он так быстро шагнул из массовок в эпизоды. Женщины-статисты от мужской наивности закатывали вверх свои прозорливые глаза, губами отмечая очевидное и до смешного прозрачное.

Завистливый шёпот яркой бабочкой порхал от головы к голове, от уха к уху, от глаза к глазу, распространяясь по съёмочной площадке, что дело это явно не обошлось без Жанниного вмешательства, осторожно отмечая подозрительное её опекунство над появившимся в их среде пару-тройку месяцев назад молодым человеком.



Шаг 22. Прощай, Москва

Возбуждённые спором, возвращаясь домой после спектакля, Сергей и Света горячо доказывали друг другу свою единственно правильную позицию.


– Ты пойми, что вода – это объёмный, очень яркий живой образ. Вода как начало жизни, как основа мироздания, как… Вспомни, когда в ней плывёт Платонов, он словно смывает с себя всё наносное, лживое, очищается…

– Да ёлки-палки, что ты такая трудная? Это же натурализм на сцене, патология! Чехов-то где?

– А что такое – Чехов? Кто и когда сказал, как надо ставить Чехова? Самого-то Чехова не спросить, да и время, видишь, сейчас другое. Мы же совсем не такие, как…

– Ну, конечно! Мы же теперь ходим в блестящих скафандрах и питаемся солнечной энергией! Ты пойми, что человек не меняется, он тот же, что и тысячу лет назад! Если нет живого конфликта, взаимодействия между партнёрами, если каждый занят только самодемонстрацией…

– Подожди, Серёжь!

– То никакие образы…

– Да подожди ты! Влады ещё нет! Где она? Времени-то уже одиннадцатый! – Света достала телефон и набрала её. – Сбросила, – она ещё раз набрала. – Опять сбросила! Что это ещё за новость? Серёжь, наверное, идти надо, искать её? Я что-то волнуюсь.


"Не плач, не верь, не бойся, не проси,

 Не пей, Гертруда, этот яд.

 Кому легко живётся на Руси,

 В кино не говорят"


Не успели они переступить порог, как дверь открылась и в коридор вошла Влада, бледная, с опущенной головой, небрежно скинула ботинки и, не раздеваясь, быстро прошла к себе, не сказав ни слова. Света вопросительно проводила её взглядом, с недоумением и тревогой оглядываясь на Сергея, и зашла к Владе.


"А я иду, шагаю по Москве,

 Не признающей слёз,

 Где небеса не тонут в синеве,

 Где каждый шаг всерьёз"


– Почему ты бросаешь трубку? Где ты была? Почему так поздно? Почему куртка на полу? Что вообще происходит? Подбери немедленно и повесь её в коридор. Слышишь меня? Влада? Что случилось?

– Ничего, – невнятно пробормотала Влада, отвернувшись лицом к стене.

– Ты не заболела? Почему ты не раздеваешься? Что у тебя с джинсами?

– Не знаю. Я упала. У меня живот болит.

– Упала? Где упала? Что ты сегодня ела? Влада! Ты сегодня что-нибудь ела?

– Не знаю. Пирожок в школе.

– И всё? С чем был пирожок?

– Я не помню, мам. Отстань. Мне плохо. Меня тошнит.

– Давай я скорую вызову? Может это кишечный грипп.

– Не надо, – вяло ответила она. – Я спать хочу, – не успела она договорить, как её вырвало.

– Всё, я вызываю скорую. Серёжь, принеси ведро и мокрую тряпку.

– Не надо. Всё нормально, – пыталась остановить мать Влада.


"А я иду, шагаю по стране,

 Которой больше нет в живых,

 Где шёл когда-то ливень по весне,

 Где жил когда-то стих"


Скорая приехала через пятнадцать минут, показавшиеся для Светы вечностью. Через пять минут после вызова она снова позвонила. Её успокоили – скорая уже в пути. Ещё через пять ей сказали, что машина уже подъезжает к дому, что ей нужно успокоиться и просто дождаться врачей. Ещё через пять они наконец-то позвонили в дверь.


"Где ты, мой яростный и светлый мир,

 Где каждый миг до дна прожит,

 Где восхитительный пломбир

 В стаканчике дрожит"


– Я ничего не понимаю, – волнуясь до дрожи в руках от неизвестности, Света вводила в курс дела женщину-врача. – Пришла, сразу легла в постель, не раздеваясь. Ужинать не стала. Сказала, что болит живот, что съела в школе пирожок. А потом её стало рвать какой-то жидкостью. У неё ещё речь какая-то странная, заторможенная. И губы почти не шевелятся. Скажите, инсульт в таком возрасте может быть?

– Сейчас всё узнаем, – успокаивая взволнованную мать, врач с холодным спокойствием обследовала "больную". – Температура 35,9… Зрачки расширены… Координация нарушена… Давление ниже среднего… Общая слабость…

– Дайте мне проспаться! – раздражённо, плохо выговаривая слова, Влада оттолкнула от себя врача.

– Что? Что она сказала? – Света обернулась на Сергея. – Почему она сказала "проспаться"?

– У неё обычное алкогольное опьянение! – так же спокойно врач вывела окончательный диагноз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное