Заковали сердце в лед

Чеканщик свернул листик бумаги воронкой, вставил его в горлышко, а затем несколькими партиями всыпал камни в минералку. Бриллианты, оказавшись на дне, мгновенно обросли пузырьками, подпрыгивали, танцевали. Чеканщик с блаженной улыбкой смотрел на эту картину в свете яркой настольной лампы.

Наконец пузырьки исчезли, а вместе с ними исчезли и камешки. На столе находилась обыкновенная минералка.

– Не зря в народе говорят «камень чистой воды», – задумчиво произнес ювелир. – Настоящий бриллиант в воде невидимым становится. Тут их не продашь, есть камни приметные, за границу их переправить надо. Вот и поедут в поезде. Стоит себе на столике в купе бутылочка водички, а таможенник пусть себе в четыре глаза смотрит, ни хрена не увидит. Пожелает счастливой дороги и дальше пойдет контрабанду искать. Не сам я, понятное дело, повезу. Есть у нас люди, специально обученные, за то им и платят. А золотые оправки без камней не возьму. Ты их назад забери.

– Почему? Переплавить надо было?

– Не надо. Закопай их в надежном месте. Потом объясню.

Плотно закрутив пробку, Чеканщик понес бутылку назад в холодильник. Не было его довольно долго, где-то копался, судя по звуку, открывал что-то деревянное. Вернулся со старым огнетушителем. Ничего не объясняя, свернул горловину, стал вытаскивать изнутри и выкладывать на стол стопками тугие пачки долларов, пододвинул их к Андрюхе:

– Держи. Даю по совести. Тут не только на лечение, но и с пацанами поделиться хватит.

Порубов двинул один столбик банкнот назад к Чеканщику.

– Это в общак, – твердо сказал он. – На Монгола выйдешь.

– Как знаешь. Но в ближайшее время с Монголом не связаться. В тот самый день, когда ты салон «поставил», в ШИЗО его упекли, снова животом холодный бетон кроет. С настоящим вором по-другому и не бывает.

Андрей с безразличным видом сгреб оставшиеся деньги в сумку.

– Даже не считаешь? – усмехнулся Чеканщик.

– От счета еще ни у кого больше бабок не становилось, – улыбнулся в ответ Порубов.

– И это верно. Ну а теперь можно и выпить. – Чеканщик выставил бутылку коньяка, рюмки.

Андрюха не отказался, выпили по одной.

– Я тебе здесь, в зале, постелю, никто не помешает, один живу.

– Спасибо, но я последней электричкой поеду. С матерью совсем плохо.

– Да, мать уважить надо. – Чеканщик глянул на часы-куранты, за стеклом мерно и неторопливо качался золоченый маятник. – Хотя стремно поздним поездом ехать, – выразительно посмотрел он на сумку. – Гопоты сейчас хватает. Налетят стаей, не отобьешься. Однако как знаешь. Проведу я тебя до станции, так спокойней. Чтобы русские деньги на жизнь иметь, сразу в столице «зеленые» сдай, у себя в обменниках не светись.

На платформе стояли недолго, о делах почти не говорили, лишь один раз Чеканщик склонился к уху Порубова и прошептал:

– Оправки обязательно закопай. Потом пригодятся. Сделаешь так…

– Идея неплохая, – выслушав, усмехнулся Андрюха, – но подставлять никого не хочется.

– Гнилой человек всегда найдется.

Электричка прибыла по расписанию. Андрюха крепко пожал руку Чеканщику и вскочил в вагон. Застучали колеса, и поезд понес Порубова к столице, где ему предстояло забрать по доверенности в немецком посольстве паспорт матери, в котором уже красовалась шенгенская виза.

Раздав честно поднятое в ювелирном салоне «Славянское золото» Клещу и Ботану, Андрюха почувствовал облегчение. Домой он не заходил, очень уж рисковую игру затеял, понимал, что полиция сейчас на ушах стоит, ведь раскрыть дерзкое ограбление было сейчас для правоохранителей делом чести. Не раскроешь – полетят погоны, как осенние листья, – не соберешь.

Побрившись, наскоро перекусив, Порубов уже паковал сумку с передачей для матери, бросил туда и пакет с деньгами, хотел сегодня же оплатить лечение и перевозку в германскую клинику – реаниматолог по телефону сказал, что все нужные анализы и обследования сделал, переслал и его западные коллеги могут принять больную в любое время, не хватает только оплаты. Он уже вскинул показавшуюся ему очень легкой сумку на плечо, как раздался звонок в дверь. Это не мог быть ни Плещеев, ни Покровский – ведь договаривались в ближайшие дни не встречаться. Сначала хотел просто переждать, сделать вид, что его нет дома, но звонок настойчиво повторился.

Порубов посмотрел в глазок. На площадке перед дверью спокойно стояла девушка и, как видно, не собиралась уходить. Андрюха беззвучно выругался, поход в больницу задерживался.

Прошло минут десять, прежде чем послышался цокот каблучков по лестнице. Став возле окна, Андрей убедился, что девушка вышла из подъезда и пошла вдоль дома к улице. Машины во дворе стояли сплошь знакомые, соседские, чужих людей не крутилось. Тревожный осадок на душе после звонка в квартиру остался, но стройная девица вполне могла оказаться распространителем косметики или рекламок. В другое время Андрюха бы отсиделся, чтобы убедиться – не менты ли это подстроили, но дела не могли ждать, следовало все решить с матерью. Ведь каждый день отсрочки операции мог стоить ей жизни, а этого он бы себе никогда не простил.