Закованная свобода

Каким же надо быть глупцом, чтобы так полагать – Шое лучше умрет, чем когда-либо скажет «да» этому человеку. Лучше пускай его собьет машина, переедет поезд, упадет самолет – но он никогда, ни-ког-да не сломается. Не такими методами, не через себя. Даже если ужас пробирается до самых костей, а кровь стынет в жилах, вызывая холодные и неприятные мурашки и заставляя замершее сердце разрываться от ноющей боли – никогда, ни при каких обстоятельствах.

Так почему же… он не двигается?

– Твой… – Хината непроизвольно вздрогнул, не в силах вернуть себе возможность дышать, отчего голова начинала идти кругом, а ноющая боль в груди набирала свою силу, – …Твой любимый тоже делал так?

Черт. Нет, нет, нет никакого любимого! – но Шое не мог этого сказать. Он не мог даже издать и звука, чтобы подать кому-нибудь знак. Он не хочет быть тут. Он хочет вернуть свою прошлую жизнь, когда имел возможность спокойно спать, есть, ходить по улице и полностью отдавать себя волейболу. Он хочет сейчас оказаться дома, завернуться в одеяло и больше никогда не вспоминать все это. Забыть, как страшный сон.

Очень страшный сон.

И он ни за что бы не признался, что наврал про «любимого человека».

– Маленькая шлюшка, – шепот прямо в ухо. Противная и отчего-то кажущаяся липкой рука прошлась прямо возле паха, забираясь под белую майку – желудок скрутило от отвращения, вызывая чувство рвоты. Холодная и противная ладонь гладила оголенный живот, и Хината мог поклясться, что его вывернуло бы наизнанку, если бы сегодня он хоть что-нибудь съел.

Сие мерзкое касание было сравнимо с прикосновением к нему змеиной кожи – шершавое, липкое, отвратительное и невыносимо омерзительное, вызывающее целую бурю рвущих изнутри эмоций. Хината хотел закричать, но не мог даже шевельнуть пальцем, просто оцепенев от сковавшего ужаса – будто тело отказалось его слушаться.

Однако стоило чужим грязным пальцам пройтись по его соскам, как Хината сделал первый вздох и забился в панике. Грудью он упал на грязный асфальт, ударяясь вдобавок и щекой, – боли он не чувствовал, нет. Никакая боль не сравнится с этим поглощающим его ужасом.

Он выкручивался, вырывался, пытался ударить головой, дергал захваченными в плен руками, елозил по асфальту ногами и даже несколько раз больно скользил по нему лицом, но не мог оставить попыток выбраться. Словно вырванный из земли червяк, не теряющий надежды выскользнуть из цепких пальцев.

Если Хината может двигаться – он не сдатся. Пусть тело будет ломить от усталости, а мышцы – сводить от перенапряжения. Пусть он проваляется после этого пару часов без единого движения, не в силах даже почесать собственный нос. Пусть он задохнется от одышки, но ни за что не отступит!

Даже если это выше его сил.

И…

…его сильнее прижали к холодной поверхности асфальта, буквально вдавливая – щека начинала гореть, а во рту чувствовался явный металлический привкус собственной крови – и напрочь лишая возможности вырваться. Сердце застучало в немыслимой скорости, словно обдавая ледяной водой.

Хината закричал. Так сильно, как только мог.

Мерзкая холодная ладонь тут же легла на его рот, больно сжимая, и Шое, не теряя времени, со всей силой вгрызся в кожу зубами. Прямо над ним завопили, вырывая руку, но Хината лишь сильнее сжимал челюсть, мало что понимая и чувствуя чужую отвратительную на вкус кровь; поддавшись моменту, он с удвоенной силой начал вырываться, пытаясь залететь головой прямо безумцу в челюсть – или как попадется.

То ли фортуна действительно была к нему благосклонна, то ли он хорошо старался, но парень отлетел в сторону. Сплюнув гадость у себя во рту, Шое, наспех вытерев губы о руку, тут же подорвался с места, ринувшись в сторону своего дома. Его ни капли не заботило, что он чуть не вырвал зубами кусок мяса, поддался истерике, как маленькая девчонка и позволил парню коснуться себя, главное – он смог сбежать.

Сзади раздался булькающий крик, побуждая лишь бежать быстрее и, о господи, ни за что не оглядываться. Сердце уже вырывалось изнутри, словно в безумии стуча о ребра, а воздуха категорически не хватало. Он не чувствовал ни ног, ни рук, ни, тем более, своего тела. Было страшно думать, что этот сумасшедший мог вновь погнаться за ним, вновь припечатать к асфальту и вновь… черт.

Бежать. Бежать. Бежать.

И не думать.

Просто бежать.

Не успел Хината выскочить на дорогу, как буквально в нескольких миллиметрах от него мимо пронеслась одинокая машина, чудом не задев, и заставляя остановиться, постепенно приходя в себя. Стук сердца заглушал все остальные звуки, не давая нормально успокоиться, а сбившееся дыхание, не позволяющее стоять ровно, вынудило слегка пошатнуться, но не упасть. Каждое мгновение давалось невыносимо тяжело.

Однако, более-менее собравшись с мыслями, Хинате поневоле пришлось обернуться – позади было темно и пусто, но, несмотря на это, спокойствия ничего не внушало. Посему, еще пару раз вздохнув и посмотрев по сторонам, он вновь побежал, грея себя мыслью, что дом уже почти скоро.

Этот день он запомнит на всю оставшуюся жизнь.

Самый ужасный день, который только может быть.