Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

— Соха, я задумал написать большую поэму — про девушку, которую обманул москаль, как ее из дому выгнали, как она с ребенком мыкалась…

— А кто рисовать будет за тебя? — перебивает его Сошенко. — Брось, Тарас, эти глупости!

Позже приятели упрекали Сошенко:

— Не грешно ли было вам, Иван Максимович, преследовать Шевченко за поэзию? Вам следовало бы поощрять его занятия, а не браниться!

— А кто ж его знал, — оправдывался обыкновенно Сошенко, — что из него получится такой великий поэт? И все-таки я стою на своем: если бы он кинул тогда свои вирши, так был бы еще более великим живописцем…

Тарас окончательно разошелся с Сошенко благодаря одной молодой натурщице, Амалии Клоберг, которую любил Сошенко и которую отбил у него поэт. Тарас влюбился в девушку и их отношения имели продолжение. Сохранился и портрет этой девушки, выполненный Тарасом.

Шевченко и не думал бросать живописи. В том же году он снова был награжден советом академии серебряной медалью «за первый опыт его в живописи масляными красками — картину „Нищий мальчик, дающий хлеб собаке“; сверх того, положено объявить ему похвалу».

Очередную награду получил Тарас и за картину «Цыганка-гадалка». Тогда же он начал работать над картинами маслом «Катерина» и «Крестьянская семья» и над книжной иллюстрацией.

Рисунки Шевченко встречаются в сборнике «Сто русских литераторов» (к рассказу Н. Надеждина «Сила воли»), в непериодическом прогрессивном издании Александра Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими», в книгах Николая Полевого «Русские полководцы» и «История Суворова».

Но Тарас не мог бросить и писать стихи. Все чаще и чаще брался он за перо. Это было его наисильнейшее призвание, сильнее всего.

Свобода, которую наконец он имел, подарила ему и огромное вдохновение, и силу слова.

То, что только пробуждалось в нем, когда он в Летнем саду белыми петербургскими ночами пробовал писать свои первые стихотворения, теперь прорвалось, как весенний стремительный поток.

Он ими, своими строками, бросал вызов.

Затоплю недолю
Дрібними сльозами,
Затопчу неволю
Босими ногами!
Тоді я веселий,
Тоді я багатий,
Як буде серденько
По волі гуляти!

Он таки написал задуманную поэму. Обычная история, такая, какие часто случались у него на глазах, выросла в глубокую трагедию девушки из народа, трагедию матери, трагедию ребенка, брошенного отцом.

Он всем сердцем встал на ее защиту, протестуя против лживой морали и крепостных обычаев. Он оскорбился недостойным поведением людей.

Кого бог кара на світі,
То й вони карають…
Люди гнуться, як ті лози,
Куди вітер віє.
Сиротині сонце світить,
(Світить, та не гріє), —
Люди б сонце заступили,
Якби мали силу,

Щоб сироті не світило,
Сльози не сушило.

Он писал и не знал, что тысячи женщин будут поливать слезами его искренние, его гневные строки, его «Катерину».

Это было одним из первых его великих произведений — поэм.

«Я посвящу свою „Катерину“ Жуковскому, — подумал Тарас, — на память о незабываемом дне моего освобождения, в благодарность за его участие и сочувствие. А еще потому, что и Василий Андреевич незаконно рожденный ребенок, мать которого узнала не меньше горя, чем героиня поэмы…»

Он писал еще и еще, как будто он только вчера вернулся с Украины и не расставался никогда с ее обездоленным народом, жил его болью и его надеждами. К ним, темным, забитым крепостным беднякам, обращал он свои слова. Родной Украине писал он:

Думи мої, думи мої,
Квіти мої, діти!
Виростав вас, доглядав вас
Де ж мені вас діти?..
В Україну ідіть, діти!

В нашу Україну,
Попідтинню сиротами,
А я — тут загину.
……..
Привітай же, моя ненько!
Моя Україно!
Моїх діток нерозумних,
Як свою дитину.

Тарас всегда интересовался историческим прошлым Украины. В печатных источниках об этом мало говорилось, и не всегда они верно освещали события и анализировали их.

Но многое услышал Тарас в детстве от старого деда Ивана, слышал пение — думы слепых кобзарей, и в сознании его рисовались романтично закрашенные картины героического прошлого, борьбы украинского народа за свободу. Так родились у него небольшие поэмы «Иван Подкова», «Тарасова ночь». Но он не только любовался прошлым, не только старое его привлекало; в каждом сочинении он болел и страдал за то, что делается сегодня, — это отличало его сочинения от спокойных невразумительных стихов других поэтов…

О стихах Тараса знали всего несколько самых близких друзей и, может быть, еще долго не узнали бы о них широко, если бы не случай.