Закрой за мной дверь (СИ)

— А штука в том, дорогой мой, что просто так ненависти взяться неоткуда, — глухо сказал Дени, — природа вещей, милый друг, такова, что ничего не берется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Тем более ненависть. Это тебе не старая газета — в одно мгновение на помойку выкинуть. Есть у тебя человек, которого ты ненавидишь, Сорока?

— Нет, — прошептал Сорока и почувствовал, что сказал правду, — нет.

— Уверен?

Под мигающим взглядом семафора Дени развернулся, пытаясь вырулить на шоссе, — шестерка протестующе рычала мотором.

Just tonight I will stay

And we’ll throw it all away

When the light hits your eyes

It’s telling me I’m right*

Сорока поморщился.

— Выключи радио, — попросил он, — я думать пытаюсь.

Песня замолчала, хотя Дени все так же двумя руками сжимал руль.

— Я же Грифу ничего плохого не сделал. И Айзек. И Бухарик тоже. Ему не за что меня ненавидеть. До сих пор не верится.

— Facile autem perversas — путь легкий, но неверный, — констатировал Дени.

— Неправильно, — возразил Сорока, — facile autem perversas — это «легко ошибаться». Вечно ты путаешь свои заумные фразы и зачем только на лекции по латыни таскаешься, если так и не запомнил ничего…

— Чтоб ты потом не сквозанул куда, после лекции. Погнали в кино.

— Ты же Киру звал?

— Так обоих зову. А хочешь потом оставлю вас вдвоем наедине, так сказать, уединиться?

— Оставишь меня наедине со своей же девушкой?

— Ну она ж тебе нравится, ты сам говорил. Вот и попробуй… Подкатить. А то до старости будешь сиськи мять. Скажешь мне спасибо, что твое счастье мне дороже своего собственного.

— Заканчивай паясничать, тошнит от тебя. И не смей так про Киру говорить! Что она тебе давалка какая? А то рожу разобью. Чтоб думал, че несешь. Направо-налево ее всем предлагаешь?

— Да брось, куда, стой. Я же пошутил, я дурак. Хочешь серьезно?

— Ну?

— Возьми себе меня вместо Киры. Я лучше.

— Ты совсем мозгами поехал? Пидором заделался?

— Вот вечно у тебя: то «нахер иди», то «мозгами поехал». И физиономия скучающая. Я ж серьезно. Ты мне, может, со школы нравишься, знаешь?

— Да заебал ты, Олег, со своими приколами. Ничего я не знаю!

— Я ж сказал, не шучу. Ну хочешь докажу? Что тебе сделать?

— Заткнись для начала.

— А может лучше звезду с неба? Как лучшему другу и… Не только, а?

— Пиздобол.

— Не веришь? Или что — ушел в несознанку, делаешь вид, что не в курсах и знать ничего не знаешь?

— Ну хочешь, проори на весь коридор. Я узнаю. И пусть все в универе знают о твоей нетленной мужской любви ко мне. Как Аристотель завещал. Слабо тебе, Олеженька? И что только Кира в тебе нашла.

— Слушай, может лучше попкорн и пиво с меня? И билеты. Тогда поверишь? Лан, серьезно, погнали в кино. Я ж специально даже на пару приперся, тебя дожидался. Говорят, хороший фильм, пошли сходим?

— Запоминается самое важное. И это обидно вдвойне, — помолчав добавил Дени, огляделся по сторонам, словно ожидал увидеть еще кого-то и не увидел. — Дурацкая карта, вообще не понятно куда ехать. Знаешь как странно, когда вроде бы ясно, куда надо, а вырулить не можешь.

Впереди темным валуном вырисовался заслон из сваленных автомобильных покрышек и прочего мусора. Темные фигуры в пятнистой униформе без знаков различия выползли с обочины, завозились, вытянулись цепочкой, перекрывая проезд. Фары «шестерки» выхватили из темноты лица, закрытые блестящими гладкими забралами.

— Проезда нет, — глухо провозгласила одна из фигур. — Или вы тоже к белым?

— Нам надо за город, — крикнул Дени, — у нас там друг!

— Нет никакого загорода, — зашептали фигуры. Качнулись, при этом некоторые упали на четвереньки и, неуклюже подпрыгивая, по-звериному, стали подбираться ближе, — ересь это. От белых. А есть только Город. Город един и велик. Мы живем в Городе. Мы принадлежим Городу. А за Городом лишь ересь и тьма. И канут в той тьме, все кто сошел с Шоссе Истинного.

— За городом есть дом. Там держат нашего друга, — сказал Сорока. — Я знаю, что есть. Нам надо туда.

— Откуда знаешь, — прошептала тьма на сотню голосов, — разве ты жил там, разве те стены помнят тебя? Откуда в тебе вера, что там есть что-то, кроме пустоты.

Сорока покосился на Дени.

— Потому что мне так сказали. Друг сказал.

Тьма рассмеялась — визгливо и раскатисто, все равно что заплакала.

— Друг, друг, друг… Друг сказал, а ты уш-ш-ши закрой. Слова летучи. С-с-слов не видно. Иди домой и живи как жил. Не думай, не с-с-сомневайся, не верь. Это очень прос-с-то — делать вид, что не веришь. Легче, чем умереть…

— Я слышал про белых, — прошептал над ухом Дени, — говорят, это что-то вроде секты. Чудики, живут вне города, поклоняются какому-то своему божеству и все ждут конца света.

Сорока посмотрел на темную массу, колыхающуюся перед капотом, и подумал что наверное проще всего было бы сейчас развернуться и вернуться в тот пустой двор. Подняться на седьмой этаж, закрыть за собой дверь и сделать вид, что ничего не было. Что впрямь нет никакого дома, что Бухарик не ждет в заточении своих спасителей, а попросту где-то загулял.