Закрытая книга

– Смеетесь, да? – притворно возмущается мама, хотя я знаю, что комплименты ее внешности она всегда принимает за чистую монету. Никакой критичности. Другой вопрос, как это Сережа умудрился придумать такой удачный комментарий, да еще вставить его в такой подходящий момент? Иногда он умеет меня удивить, мой Сережа. Мой Сережа. Моя жизнь. Мое Бибирево и толстая стопка бумаг, моя работа. Я повторяю про себя эти слова, простые комбинации вещей из моей настоящей жизни, надеясь таким образом вернуть себя к реальности.

– Дай-ка мне. – Сережа вынимает из моих рук купюру, внимательно разглядывая меня, словно я больна или веду себя не совсем нормально. Еще бы, ведь я продолжала впихивать купюру раз двести, наверное. – Что с тобой, Даша?

– Все нормально, – отвечаю я, и Сережа хмурится. Он разглаживает купюру, переворачивает ее другой стороной, и автомат тут же «лопает» ее. Слышно, как монетки падают в отделение для сдачи, я вижу, как пластиковый стаканчик опускается в кофеприемник. Сережа смотри на меня и победно улыбается.

– Кофе тебе явно не помешает.

– Это точно.

– Значит, вы тут пробудете три дня? Даше тут, должно быть, очень скучно. Даже в музей не с кем сходить, потому что меня держат в больнице.

– Почему, кстати? Я думал, вы можете уходить на ночь в отель, – удивился Сережа. Это было странно до ненормальности – видеть этих двоих разговаривающими, обсуждающими меня, мои особенности, недостатки, потребности. Словно мы, и в самом деле, были дружной семьей и каждый из них не был негативно настроен по отношению к другому, движимый ревностью и желанием контролировать меня. Не своеобразный ли это сигнал, что с завидным постоянством я связываюсь с людьми, желающими контролировать меня и обладать мной. Может быть, со мной что-то не так?

– Эти французы боятся даже дышать, пока не проверят воздух вокруг. Они проводят какие-то круглосуточные тесты. Эта клиника использует инновационные методы и препараты, может, поэтому они на воду дуют.

– Эксперименты на себе – это в твоем духе, – буркнула я зачем-то, хотя вопрос с маминой операцией уже был решен и закрыт. Мама посмотрела на меня с осуждением.

– Пойдите, дети, погуляйте по Парижу. В Лувр сходите. Сегодня не так жарко, а Даше нужно отвлечься немного, а то она превращается в какую-то злюку.

– Хочешь погулять? – неуверенно переспросил Сережа, известный «любитель» музеев. – Как думаешь, в Лувре будет большая очередь?

– Огромная! – не без удовольствия кивнула я, словно желая отомстить ему за то, что он вообще приперся в мой Париж, за то, что он разрушил практически идеальное утро с моим любовником, о котором я так и не могу перестать думать. Андре тоже желал контролировать каждое мое движение, положение моих рук и ног, каждый мой вскрик наслаждения, но под его внимательным взглядом я только разгоралась, как костер.

– Может быть, просто побродим?

– Да я, если честно, набродилась тут по уши, – усмехнулась я. – Впрочем, давай, конечно. Мама, тебе что-то еще нужно? Может быть, ты можешь пойти с нами?

– Бродить по солнцепеку? – фыркнула она. – Нет уж, увольте.

– Ты же сказала, что сегодня не так жарко, – припомнила ей я. – Я уверена, что тебе никто не запрещает выходить из больницы.

– Я гуляю достаточно в местном саду. Мне еще нужно сделать кучу звонков и разослать кучу писем. Идите, Даша, – нахмурилась мама.

– А что твой французский фильм, ты уже решила? Будешь сниматься с Пьером Ришаром? – спросила я невзначай. Мама всплеснула руками.

– Что за глупости, какой Пьер Ришар. Он же такой старый, мне нужен партнер помоложе.

– А мне кажется, вы бы с ним хорошо смотрелись, – бросила я из чистой вредности. Мама вспыхнула, но ничего не сказала, только поджала губы. Естественно – не при чужих людях же со мной ругаться. На тумбочке рядом с маминой кроватью стояла фотография, улыбающийся во все тридцать два отбеленных зуба Кузьма Савин, урожденный Александр Носков, красиво обнимающий мою маму, так, что большая часть фотографии все же показывала именно его. Я представила себе эту фотосессию, где эти два якобы влюбленных человека старательно изображали любовь, выстраивая кадр, просматривая получившиеся картинки, меняя позы и улыбки для того, чтобы их сияющий союз казался даже более счастливым, чем это возможно на самом деле. Глянцевое счастье, под которым не грех и название бренда поставить. Духи «Любви все возрасты покорны», по сто долларов за пузырек. Впрочем, я была несправедлива к маме. Она любила Кузьму-Александра настолько искренне, настолько по-настоящему, насколько она вообще умела. Актеры иногда заигрываются и теряются на тонкой грани между реальным чувством и желанием изобразить его как можно лучше.

– Дашка, иди и не расстраивай меня. Мне еще сценарии читать, а потом с агентами разговаривать.

– Вас, правда, пригласили сниматься во французском фильме? – восхитился Сережа. С каких это пор его интересуют успехи моей мамы.

– А что тут такого удивительного? – пожала плечами мама. – Впервой, что ли?