ей! – Открыл глаза. – Серега протягивает кружку с водой. С трудом вспоминаю, где я. Стуча зубами о железный край кружки, пью до дна. Настоящая чистая, холодная вода. И снова проваливаюсь в темную беспамятную яму, вся тяжесть земли давит на грудь – дышать нечем. Сбрасываю пропотевший спальник, судорожно хватаю воздух… Совсем светло, палатка нагрелась от солнца. Сереги нет. Чуть приподнявшись, я немного раздвинул молнию. В щелочку увидел край бассейна, ноги Сереги, свисающие с бортика. Раздвинул молнию чуть больше – еще одни ноги. Распахнул, откинул полог – на бортике сидела девица с перебинтованной головой, побалтывала ногами в воде.
– Проснулся?!..
Они подошли ко мне.
– Это Сильвия, – представил девицу Серега.
– Хури? – ткнула она в меня пальцем.
– Юрий, – поправил я ее.
– Хури, – повторила она.
– Ладно, пусть так, – согласился я.
– Будем тебя лечить, – Сильвия раскрыла изящный кожаный не-
сессер, я выхватил глазом золотое тиснение на крышке: «Дорогой Мишель от…» Вытряхнула кучу разных таблеток.
– Это, кажется, от давления, – сказал Серега. – Пей.
– Пей, – сказала также Сильвия и подложила еще одну таблетку, – это желудочные.
– Эта ампула очень ценная – сильнейший антибиотик, пей, – сказал Серега.
– А это современное от вируса, пей!
Гора таблеток росла.
– Не смешите меня, – сказал я, – когда я смеюсь, у меня голова дергается – жила внутри головы напрягается и может лопнуть.
– Если давление не снизить, она и лопнет.
– Откуда я знаю, какое у меня давление! Может, наоборот, пониженное.
– Поможет. Организм гораздо умнее тебя, выберет, что ему надо, – уверенно сказал Серега.
– Пей, – Сильвия подкладывала еще целую горсть фармакологической отравы.
– Слушай, что тебе говорят, – настаивал Серега.
– Кто она такая, чтобы я ее слушал?! Я эту Сильвию вижу в первый раз.
– Знал бы, кто такая, слушал.
– С какой стати?
– А сковородкой по башке не хошь?
Сильвия уже успела рассказать о себе Сереге
Одним из двух наиболее пострадавших от землетрясения городов Чили был Икике, что находится неподалеку от Арики. Там среди прочих зданий разрушилось самое основательное – женская тюрьма. Рухнула стена, и заключенным представилась внезапная возможность досрочно выйти на свободу. Интересная статистика: часть женщин, примерно треть, привыкших считать тюрьму своим домом, осталась у разрушенной стены; 289 ударились в бега, 137 в скором времени одумались и вернулись, 152 возвращаться в тюрьму не пожелали. Министр юстиции Гомес прокомментировал это событие так: «С юридической точки зрения это не побег, а перемещение в более безопасные места»,
– Как ты похож на моего Фабио! – вдруг обняла меня Сильвия, – у него были такие же пегенькие усики, такое же бледное лицо, и он так же грустно улыбался.
– Это которого ты по башке сковородкой?
– А не надо было говорить, что стейк не прожарен. Он был прожарен, еще как прожарен!
– Какая разница, я, например, люблю underdone (непрожаренные), – заметил Серега. – Плохо то, что сковородка у тебя под рукой оказалась чугунной. У нас такими давно никто не пользуется.
– Да, все дело в сковородке, – согласился я. – Дерьмовое у вас правосудие, не разобралось, припаяло девчонке шесть лет ни за что ни про что.
– Он умер не от удара. Просто подавился стейком, – уточнила Сильвия. – С испугу.
– В таком случае о твоей вине и речи быть не может. Твоя история достойна попасть в учебники юриспруденции как пример вопиющей судебной ошибки, – подытожил Серега.
Я пригляделся к Сильвии: лицо правильных черт, хотя и несколько грубоватое, огромные черные глаза демонически блестели, выдавая младенческую, отдавшуюся страстям душу, из-под повязки буйно выбивались вьющиеся волосы. В крепком ее телосложении, в резких угловатых движениях чувствовалась скрытая сила, выплескивалась через край нерастраченная энергия. Короче, про таких у нас в Е-бурге говорят: конь с яйцами.
– И ты хочешь, чтобы я слушал эту стукнутую кирпичом на всю голову мухеру (женщину)?! – возмутился я. – Ладно, как скажешь, – и давясь, затолкал в рот всю аптеку.
Должен признать, мой организм оказался умнее меня – вскоре мне, в целом, полегчало.
Сильвия принялась готовить обед. Последнее, что у нас осталось: макароны, банка туны, завалявшаяся в рюкзаке, – руки не дошли выбросить (не умеют чилийцы делать консервы) и суп из концентратов. У Сильвии в бутылке было еще со стакан воды, которую мы выпили, смакуя, как драгоценное вино. Бросила в кипяток макароны, а когда они набухли, вывалила в них туну. Пачку концентратов просто развела в воде, догадавшись еще посолить и без того жутко соленое пойло.
– Ну как? – строго спрашивала Сильвия.