Закрытый клуб

— Это не демон, — сказала она. — Это гомункулус.

— Демон, гомункулус, один хрен! — взревел Майлс, глядя на меня. — Алхимики начинали жизнь с нуля. Они называли их гомункулусами!

— Нет, — энергично замотала головой Сара. Ей приходилось перекрикивать десяток моторов и скрежет тросов. — Слушайте меня. Тут не алхимия, а биология!

— Времени нет, — сказал я. — Ты можешь это остановить?

— Не знаю. Но я знаю, кто он.

Она указала на демона.

— Говори быстрее, — взмолился я.

— Он — это карта нервной системы. Там показано, где у нас проходят нервы. Чем больше нервов, тем больше часть тела.

— Что?

— По неврологии… запястья, губы, гениталии… там у нас больше всего нервов. Вот почему они увеличены на мозаике. Это символ.

— Этот маленький говенный урод изображает нас? — заорал Майлс.

— А это тогда что? — спросил я, указывая на карту метро.

— Я это уже видела раньше, — сказала Сара. — Это brachial plexus.

— Что?!

— Плечевое нервное сплетение. Вот, смотри, срединный нерв, вот лучевой, локтевой.

Нам уже некуда было пятиться. Дверь на другом конце комнаты скрылась из виду. У нас оставались считанные футы.

— Сара, милая, это надо очень быстро перевести в практические понятия.

— Они и так практические. Врачи пользуются такими схемами, чтобы определить, где повреждение.

— Например?

И тут она поняла. Ее глаза радостно расширились.

— Вот оно что! — закричала она, указывая пальцем. — Вот, видите?

Она постучала пальцем по отсутствующей плиточке на карте метро, по маленькой дырке в стене.

— Ну и что? Мозаика старая.

— Нет. Это не случайность. Так делают врачи. Это что-то значит.

Мы услышали «хассс», и Майлс оттащил нас назад, ударившись плечом о стену, за секунду до того, как новое лезвие качнулось рядом с нами.

— Что, Сара?

— Если кто-то получил травму здесь, — она постучала по дырочке в стене, — если поврежден этот нерв… тогда у человека специфическая травма… Мне надо подумать.

— Времени нет!!!

— …Цэ пять, цэ шесть, цэ семь…

— Давай быстрее!

— …корешки… затем стволы… затем отделы…

— Быстрее!

— …разделяется на медианный нерв и пересекает…

— Быстрее!

— …тогда у человека теряется чувствительность в… в…

Она зажмурилась и замотала головой.

Майлс буквально распластался по стене и завопил:

— Ну почему я такой толстый?

Следующее лезвие пригвоздит всех нас к стене.

Сара закричала:

— У него пропадет чувствительность в трех с половиной латеральных пальцах правой руки!

Она кинулась к гомункулусу.

Я слышал скрежет следующего мотора. В щели уже блеснул металл. Сейчас уберутся стопора и выскочит лезвие, разрезав карту метро, то бишь brachial plexus, или как там эту заразу, и развалив меня пополам. Я отскочил. Лезвие летело прямо на Сару. Оно рассечет ее надвое!

— Сара!!!

Она пригнулась к самому полу и ударила пальцами по мозаике с демоном. Скрежет стоял нестерпимый. Я ударился о стену, увидел белые звездочки, застонал и перекатился на бок, чтобы видеть, как она дотянулась до демона и нажала блестящие плитки на его четырех пальцах, считая с мизинца. Плитки со щелчком провалились в стену. Сара закричала или засмеялась и повернулась боком, пропуская лезвие.

Оно исчезло в стене, и ужасный скрежет стих, не повторившись. По всей комнате лезвия убирались в стену и больше не показывались. Скрип с каждым разом становился тише. Наконец исчезли последние два маятника, и в комнате стало неестественно тихо. Остался только запах скверного бензина и полная пустота у меня в голове.

Дверь в дальней стене приоткрылась.

Меня охватила радость.

Сара поднялась на ноги. Она была невредима. Она улыбалась сквозь слезы, катившиеся по лицу. Она вытерла мне щеки, и я понял, что тоже плачу. Я схватил ее и обнял так, как еще никого не обнимал, и только повторял ей на ухо: «О Боже, Боже!» В следующую секунду я ощутил медвежьи объятия Майлса, облапившего нас двоих.

— Тебе удалось! — закричал он Саре. — Господи, тебе же удалось! Что ты там сделала?

Она просияла.

— Это все наука. — Она показала на плечевое сплетение: — Вот схема расположения нервов в руке человека. Плитка вот тут пропущена специально, словно кто-то повредил нерв. Мне только следовало понять, где человек ничего не почувствует, если перерезать именно этот нерв.

— О! — выдохнул Майлс. — Я так и думал.

Сара улыбнулась, и мы бросились к двери.

— Давайте выберемся отсюда, — смеясь, сказала она. Сара бежала первой, за ней Майлс, потом я.

Меня вдруг посетило плохое предчувствие, но так мимолетно, что я не успел ничего понять. Дверь приближалась.

Между тем мысль разворачивалась. Я начал понимать то, что мозг пытается мне сказать, но не успевал озвучить осознанное. Сара была уже в дверях и выбегала из комнаты, Майлс летел за ней по пятам. Я еще не подобрал слова, когда рука сама резко вылетела вперед в судорожной хватке.

Как я не понял раньше? Это же очевидно. Три комнаты. Три загадки. Первая на логику — два короля. Загадка для юриста. Вторая — корабль Тезея. Философская аллегория. Третью, с гомункулусом, поймет только врач. Все для нас троих, как по заказу, — юрист, философ, нейрохирург.

Господи, они же нас поджидают!