Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Рядом стоял швейцар в красной дворцовой ливрее, с грудью, украшенной массой медалей, околоточный надзиратель с вынутым из кобуры револьвером, дворник с бляхой и еще кто-то. Несколько поодаль стоял военный министр А. Н. Куропаткин, хмурый, с потупленными бровями. Вдруг, увидя движение офицера для того, чтобы снять шашку, он громко закричал:

– Разве так шашку снимают! Это ряженый! К счастью, этот негодяй не офицер! Сорвать с него погоны!

Товарищ министра юстиции С. С. Манухин, управлявший министерством за отъездом куда-то Н. В. Муравьева, успокаивал всех, говоря:

– Господа! До прибытия прокурорского надзора я здесь распоряжаюсь как заместитель генерал-прокурора. Немедленно отвести преступника в комнату швейцара и держать под строжайшей охраной.

Другая группа толпилась около ларя, стоявшего у лестницы, ведущей в залу комитета. На ларе лежал, тяжело дыша, Д. С. Сипягин в расстегнутых вицмундирном фраке и жилете. Большое грузное тело его не умещалось на узком ларе и постоянно скользило вниз. Под руки держали Сипягина председатель Комитета министров И. Н. Дурново и министр путей сообщения князь М. И. Хилков. Рядом стоял министр финансов С. Ю. Витте в пальто, видимо, только что приехавший. Все они, согнувшись, с трудом справлялись со своей задачей. Целый ряд лиц помогал, вернее, мешал им. Тут были чины канцелярии с управляющим делами Комитета министров А. Н. Куломзиным и Э. В. Фриш – председатель Департамента законов Государственного совета, и в то же время какие-то совершенно посторонние лица, видимо, вошедшие в отворенные двери подъезда. В их числе какой-то дворник, ко всем обращавшийся с тем же советом: “Перенесть бы надоть”…

Сипягин громко, как бы всхлипывая, стонал. Сознание, по-видимому, оставляло его. Он все повторял:

– Я никому не желал зла. А государю скажите…

На это Дурново, успокаивая Сипягина, говорил:

– Сейчас поеду к государю, все скажу, главное успокойтесь, дорогой Дмитрий Сергеевич.

Затем Сипягин открывал глаза и, озирая всех мутным взором, повторял:

– Где Ара? Ара! Позовите Ару!..

– Это он зовет жену, – обратился в нашу сторону Витте, – послали ли за нею…

– Карета уже послана, – ответил кто-то.

Перед ларем на коленях стоял доктор государственной канцелярии Юркевич и, желая остановить кровь, делал тампоны из ваты, обмакивая их в таз с какой-то жидкостью с запахом карболки, который держала жена швейцара. Рубашка Сипягина была разрезана и видна была большая рана выше поясницы, причем все было обожжено, так как выстрел был в упор. При каждом движении Сипягина, а он почти все время двигался, повторяя как бы в забытьи: “Где Ара?” – тампон выскакивал, и густая черная кровь вытекала, вернее, брызгала из раны.

Плеве вместе с Куломзиным стали распоряжаться о перенесении Сипягина в Максимилиановскую больницу, находящуюся близ Мариинского дворца. Главный доктор больницы, только что прибывший, настаивал на этом, говоря, что немедленная операция необходима. Плеве тихо мне сказал:

– Пойдите, разузнайте, выяснилась ли личность преступника.

В это время передняя очистилась уже от посторонних лиц. В дверях распоряжался прибывший градоначальник генерал Клейгельс с целой массой полицейских чинов. В комнату швейцара войти было уже нельзя.

Перед дверьми стоял целый наряд полиции. Внутри шел допрос. На мое счастье, из комнаты вышел директор Департамента полиции С.Э. Зволянский, которого я лично знал. Я обратился к нему от имени Плеве. Он мне ответил, что личность преступника уже выяснена, – это студент Киевского университета Балмашев, никогда, очевидно, ни офицером, ни адъютантом не бывший.

Когда я пробрался назад к Плеве, в переднюю вошла высокая красивая дама. Все расступились. Это была жена Сипягина. Ее сопровождал граф С. Д. Шереметев, крайне удрученный. Оба они – Шереметев и Сипягин – были женаты на княжнах Вяземских, причем Сипягин сравнительно недавно.

Александра Павловна Сипягина наклонилась над мужем, взяла его руку и прижала к своей щеке, но он беспокойно ворочал головой, куда-то смотрел мутными глазами и все повторял: “Где Ара? Позовите Ару!..” – видимо, совершенно не узнавая жену. Та еще ниже наклонилась над ним и закрыла лицо руками. Воцарилось общее молчание, и только слышен был слабеющий голос Сипягина:

– Где Ара…

Между тем вошли санитары с носилками. К этому времени почти вся посторонняя публика была уже удалена, остался лишь дворник, дававший советы и суетившийся около носилок. Сипягина бережно положили на них и покрыли больничным одеялом. Жена его стала с правой стороны, граф Шереметев – с левой, и шествие тронулось. Выйдя на площадь, где собралась уже громадная толпа, повернули налево по Вознесенскому проспекту к Максимилиановскому переулку…

Д. С. Сипягина внесли в Максимилиановскую лечебницу, где доктора готовили все для операции, но он, на руках жены, так и не узнав ее и не придя в себя, через час скончался.