В то время в Рейхстаге было достаточно много советских подразделений. Там размещался НП Неустроева. С южного депутатского подъезда Давыдов в вестибюль Рейхстага ввел роту лейтенанта Гречишникова и взвод Кошкарбаева, а остальные свои подразделения расположил у подножия рейхстаговской стены фронтом на юг, откуда можно было ждать контратаки. На левом фланге находился батальон Самсонова, роты которого занимали оборону вдоль северной стены Рейхстага. Примерно в 24 часа (два часа ночи по московскому времени) в Рейхстаг вошли и другие подразделения Самсонова. Вместе с ними прибыла и группа майора Бондаря, которая до сих пор находилась в здании швейцарского посольства и оттуда вела наблюдение и по рации передавала сообщения в штаб корпуса. Поэтому именно Бондаря, как офицера штаба корпуса, Минин пригласил засвидетельствовать факт водружения первого знамени на крыше Рейхстага.
Но временное затишье в Рейхстаге вскоре закончилось. Уцелевшие немецкие солдаты, просачиваясь группами по известным только им ходам, начали вырываться наверх из подвалов здания. Завязались перестрелки, порой переходящие в рукопашные схватки. Разобраться, где свой, а где чужой, в такой обстановке было очень сложно. Пришлось отказаться от активных действий и ограничиться обороной уже захваченных помещений.
Далеко за полночь во время очередного затишья в Рейхстаг прибыл командир 756-го стрелкового полка полковник Ф.М. Зинченко. Он приказал Неустроеву доложить обстановку. Но больше всего полковника интересовало знамя Победы. При этом Неустроев честно доложил, что знамен на Рейхстаге много.
– Я спрашиваю, где знамя Военного совета армии под номером 5? Я же приказал начальнику разведки полка капитану Кондрашову, чтобы знамя шло в атаку с первой ротой! – возмущенно сказал Зинченко.
На поверку оказалось, что указанное знамя осталось в штабе полка, в «доме Гиммлера».
Зинченко немедленно позвонил начальнику штаба полка А.Г. Казакову и приказал незамедлительно организовать доставку знамени в Рейхстаг. Разведчики Егоров и Кантария выполнили эту задачу в промежуток между тремя-четырьмя часами ночи.
После этого Зинченко приказал установить это знамя на крыше Рейхстага. Егоров и Кантария направились для выполнения этой задачи, но минут через двадцать вернулись со знаменем назад.
– Там темно, у нас нет фонарика, и мы не нашли выход на крышу, – объяснил Егоров.
– Верховное Главнокомандование Вооруженных Сил СССР от имени Коммунистической партии и всего советского народа приказало нам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил, а вы не нашли выход на крышу! – гневно выкрикнул Зинченко.
Он приказал комбату Неустроеву обеспечить водружение Знамени Победы над Рейхстагом. Неустроев подозвал к себе Береста.
– Пойдешь вместе с разведчиками и на фронтоне, над парадным подъездом привяжешь Знамя, чтобы его видно было с площади и из «дома Гиммлера», – сказал он.
Берест, Егоров и Кантария снова пошли выполнять полученную задачу.
В начале 60-х годов А.П. Берест в редакцию «Комсомольской правды» (письмо тогда так и не было опубликовано) писал: «Передо мной командованием была поставлена задача возглавить и обеспечить водружение Знамени Победы. В стремительном броске мы ворвались в открывшийся проход центрального входа здания, двери которого были подорваны гранатой. В это время при моем участии знаменосцами товарищами Кантария с Егоровым было закреплено армейское знамя № 5 на одной из колонн центрального входа в рейхстаг в 14.30 дня 30 апреля».
Но Берест понимал, что знамя, закрепленное на колонне, – это совсем не то, что Красное Знамя Победы, реющее над Рейхстагом. И около 22 часов того же дня он приказывает командиру отделения Щербине отобрать десять бойцов для прикрытия при переносе знамени на фронтон. Об этом он также пишет в своем письме. По его утверждению, «товарищи Кантария и Егоров открепили знамя от колонны, и при поддержке огнем мы стали подниматься по винтовой лестнице. Но при этом оказалось, что вследствие артиллерийских обстрелов лестница в отдельных местах была разрушена, препятствие нам удалось миновать путем образования живой лестницы: становился я, на меня – товарищ Кантария, а на нас – товарищ Егоров. И в 22.50 наше советское Знамя Победы заколыхалось на фронтоне рейхстага».