Зал ожидания

– Да, лечу тело, – повторила Катя, – тело, как вместилище Души, которым она, Душа, управляет. И если мои усилия совпадут с движением Души, тогда должно наступить выздоровление. К сожалению, такое случается нечасто, особенно с ротвейлерами. Я-то все делаю одинаково для любой породы, методика лечения одна на всех, однако… Что-то есть, видимо, в роду ротвейлеров, что отличает их от других. Какой-то особый собачий менталитет, что ли…

Она замолчала. Саша смотрел на нее с нескрываемым удивлением, и уважение к этой девочке и ее странной философии росло в нем и укреплялось.

Катя достала из сумки какой-то справочник, долго листала его, задерживаясь на некоторых страницах, бубнила что-то себе под нос. Она будто отключилась, ушла в себя, не замечая присутствия Саши. А он все это время сидел на диване рядом с Руди, поглаживал его головку, и руки Сашины заметно дрожали…

Отложив справочник, Катя быстро приготовила несколько шприцев и капельницу.

– Ты завари пока травы для клизмы, – сказала она Саше. – Он теряет много жидкости, будем восстанавливать баланс.

– Да, конечно! – воскликнул Саша и ушел на кухню.

Он отсыпал по ложке травы из пяти или шести коробок, поставил на газ кастрюльку с водой. Из комнаты доносился голос Кати. Она делала щенку уколы, приговаривая при этом какие-то ласковые слова. Саше казалось, что Катя произносит настоящие заклинания.

– Ты куда это собрался, дружок? – вдруг сказала она.

Услышав вопрос, Саша вбежал в комнату и увидел, как Руди, поднявшись на лапки, проявляет явное желание спуститься с дивана. Он подхватил его под грудку и поставил на пол. В ту же секунду струя жидкости слишком характерного цвета и запаха вырвалась у щенка из-под хвостика, образуя на полу грязно-бурую зловонную лужу.

– Такое уже было? – спросила Катя.

– Нет, первый раз, – ответил Саша в растерянности. – Это что?

– Это кровь, – грустно сказала Катя. – Плохо…

Руди, пошатываясь от слабости, стоял посреди комнаты, виновато подняв глазки на Сашу.

«Извини, хозяин, – думал он. – Мне действительно очень плохо. Будь, пожалуйста, всегда рядом, чтобы в следующий раз я не залил диван».

– Это может повториться? – спросил Саша.

– Ну, в принципе, да, – врастяжку ответила Катя. – Болезнь протекает от двух до пяти дней, и кровавый понос может быть неоднократно.

«Да, вляпался я», – подумал Руди, и ему стало страшно.

Саша уложил его на диван, подстелив под щенка простыню, сложенную вчетверо, и кусок полиэтиленовой пленки, а под попку подоткнул рукав от своей старой порванной рубашки.

– Сейчас сделаем капельницу, и он должен уснуть, – сказала Катя. – Я добавила димедрола. Пусть поспит. Пусть его Душа во сне пообщается с Богом, попросит исцеления.

– Катя, ты верующая? – спросил Саша вдруг.

– Каждый человек верующий – это заложено природой.

– А атеизм?

– Атеисты обманывают сами себя, ибо отрицают Бога в собственной душе. Это всего лишь глупая попытка выделиться.

Они помолчали несколько минут.

– Откуда в тебе все это? – спросил Саша.

– Не знаю, – пожала Катя плечами. – Просто это всегда было моим мироощущением, я всегда так чувствовала, с детства.

– А ты… замужем?..

* * *

Пять дней и четыре ночи Саша не отходил от Руди. Все это время он не брился и почти не спал, его лицо осунулось, потемнело. Только глаза еще хранили живой огонек надежды, но и те тускнели день ото дня.

Катя приходила каждый вечер, делала уколы и капельницы, но состояние щенка не улучшалось.

Руди уже не поднимался. Несколько раз он пытался встать, но лапки не держали изможденное тельце. Глаза его потухли, в них застыла невыразимая боль.

– Чего же ты, Рудичка, – приговаривал Саша, сидя возле него. – Ты уж постарайся, а?.. Борись, Рудичка, борись! Не подведи нас, родненький. Помнишь, как мы бегали с тобой наперегонки в парке? Помнишь, как вместе купались в реке? Неужели этого уже никогда не будет?! Я не верю, Рудичка, не верю! Ведь ты сын Фреда, ты должен быть сильным. Борись, сынок! Я ведь тоже Собака по гороскопу, я понимаю тебя, как никто другой, и я верю, что ты сможешь, ты поправишься…

Руди лежал тихо, вяло – как черная тряпочка. Иногда чуть сдвигал головку, тяжело вздыхал. Он давно ходил под себя, и Саша изорвал на прокладки почти все свои старые вещи.

А однажды – это было четвертой ночью, – Руди вдруг поднял головку со скрещенных лапок и долго смотрел, туманно и отрешенно, перед собой. Будто какое озарение снизошло на него.