Зал ожидания

За ночь небо очистилось.

Луна, вынырнув из дождливой темноты на сухое место, – будто отряхнулась, как мокрая собака. Улица посветлела, в лужах ярко и празднично отразились умытые ночные фонари; мрак, скуля и поджав хвост, затаился в подворотне.

«Мрак – какое короткое и емкое слово, – подумал Саша. – В четырех буквах спрессована целая бездна…»

Он сидел за письменным столом, и ночь, заглядывая через плечо, заучивала его строки…

Из подъезда грохочет мрак,
из бутылки хохочет змей,
из души выползает враг,
за углом поджидает смерть.
За окном догорает день
и во сне смыкается круг,
по пятам – не укрыться – тень,
и на шею – петлею рук…

* * *

Утром небо на востоке медленно порозовело.

Настало воскресенье. День обещал быть сухим и теплым.

Позавтракав, Саша отправился в знакомый сквер – слишком знакомый и слишком печальный, особенно после долгого, как целая жизнь, дождя. Он шел медленно, отрешенно, как, наверное, любой из смертных шел бы на эшафот. Торопиться не стоило. Ничего нового и неожиданного не могло открыться ему на знакомой поляне – лишь место траура, место, навсегда отмеченное черным крестиком на карте его памяти.

Мимо прошелестела иномарка. Из опущенного стекла задней двери выглядывал огромный дог – независимый, солидный. Он щурился от потока встречного ветра, но не убирал голову внутрь машины. Для него продолжалась жизнь, ему хотелось новых впечатлений. С высокомерной ленцой он посмотрел на идущего по улице человека…

«Ах, Руди! – подумал Саша. – За четыре месяца он прошел путь, который другие собаки проходят за десять лет. Или двенадцать. Или того больше… Что он понял в этой жестокой жизни, что унес с собой?.. Запомнил ли он меня, наше общение, нашу дружбу, как запомнил все это я сам?»

Оранжевый диск неуютного осеннего солнца вскарабкался, наконец, на крышу старой пятиэтажки и брызнул во все стороны лучами яркого, но уже прохладного света. Растекаясь по многочисленным рукавам улиц, в город вплывал день.

…Выйдя на поляну, Саша остановился, как вкопанный. То, что он увидел, повергло его в шок. Все его усилия оказались напрасными, ибо случилось то, чего он больше всего опасался. Бетонная плита, которую он позавчера с таким трудом дотащил до могилы, валялась теперь в стороне, земляной холмик был разрыт, и сквозь грудки мокрой глины выглядывали концы грязно-желтого полотенца.

Подобрав отломанную ветку, Саша деревянными ногами подошел ближе, пошевелил просевшую землю. Сомнений не осталось: могила Руди была пуста…

Тяжелый стон вырвался из Сашиной груди, кровь отхлынула от лица, ноги онемели.

«Четвероногие вандалы! – подумал он. – Трупоеды, изверги! Что же вы натворили, как посмели? Господи, почему так?!»

Увидев неподалеку дырявое ведро, Саша перевернул его дном вверх и, подстелив сложенную газету из кармана, присел рядом с разоренной могилой. Две слезы – крупные, искренние – веско ударились о его колено. Обхватив голову руками, Саша застыл, как изваяние.

Погрузившись в себя, он, по обыкновению, снова выпал из времени, – надолго, а может быть, теперь навсегда…

…Очнувшись, Саша почувствовал, что ему жарко. Расстегнул «молнию» на куртке, огляделся. Рядом, заискивающе помахивая хвостиком, резвился яркий солнечный день. Посреди туманной промозглой осени – он был как бриллиант в потускневшей оправе из мельхиора.

Растерев пальцами влажную пелену, давно застилавшую его глаза, Саша увидел под ногами большого рыжего муравья. Волоча за собой какую-то очень нужную былинку, неугомонный трудяга преодолевал одну преграду за другой.

«Плоскость, – провожая его глазами, подумал Саша. – Плоскость есть уровень жизни муравья. Длина и ширина. Все. Поляна – его страна, сквер – Вселенная. Меня для него нет, я – в другом измерении. Как просто… А ведь часто люди опускаются до уровня плоскости. И снова – длина и ширина, два измерения… Может быть, так легче? Ползти по жизни, не замечая ничего. И никого. Не поднимая головы. Даже не пытаясь открыть для себя небо – третье измерение, высоту… Полет фантазии, устремление мыслей. И еще – время. Как шкала жизни, как индикатор ее уровня. Данное для осмысления, оно всех ставит на свои места. Время… Как оно жестоко порой, чтó оно делает с нами!.. А еще – связи между живыми существами, тонкие, прозрачные нити симпатии или неприязни. Эти неуловимые подвижки души – тоже, видимо, одно из измерений этого мира. Может быть, даже самое главное, исходное, с которого и начинается жизнь. Данное Богом измерение… Вот! Вот что в основе всего! И вот Кто! А я – всего лишь точка, маленькая, неприметная точка на бесконечной голограмме Вселенной. И все мои координаты – в Нем! Мои успехи и промахи, мое одиночество и моя любовь – все в Нем. Ибо сам Он – Любовь. Да, теперь я понял это. Только теперь, когда потерял… Руди…»