Залейся зельем!

Кудесник лежал в постели, закопавшись в самую гущу сухих кленовых листьев. Ему было тепло и уютно, и совершенно не было желания материализовывать что-нибудь более традиционное, например ватное одеяло или плед, ну или на крайний случай стог сена. Ещё бы, кто хоть раз спал в ворохе золотых ароматных листьев, никогда не променяет их на простое ватное одеяло.

Мысли кудесника текли вяло. Внимание сонно переползало от ощущений органов чувств к обширным закоулкам памяти. Добравшись до внутреннего кинозала, внимание кудесника удобно уселось в позу лотоса и стало ожидать начало сеанса ретроспектив.

Кудесник не знал заранее, что будут показывать. Как вы понимаете, на такие сеансы афиши и программки заранее не печатают, но хозяин лавки знал, что память опять сделает коктейль из воспоминаний. В обширном баре были как хорошо настоявшиеся крепкие воспоминания прошлого, так и более легкие воспоминания будущего.

Воспоминания будущего? Ну, обычно люди называют их мечтами, хотя алхимики не любят эту формулировку, считая, что есть в ней что-то легкомысленное.

И в некотором роде они были правы. Воспоминания будущего действительно имеют довольно легкое содержимое. Это связано с тем, что они не включают в себя примеси ощущений от органов чувств, а содержат только лишь туманные предположения, как эти ощущения должны выглядеть. Так что полноценную ретроспективу с полным погружением из них не сделаешь — приходится догоняться тем, что уже успел ощутить за прожитое время…

— Кап! — отозвалось из внешнего мира.

Внимание кудесника недовольно нахмурилось, но из позы лотоса не встало.

Плотность внимания была уже довольно высокой, но калейдоскоп мыслей никак не хотел складываться в четкую картинку. Изображение прыгало и дергалось, звуковой ряд шел неосмысленный, а внутренний диалог, который брал на себя роль комментатора, нес околесицу.

— Кап! — напомнил о себе внешний мир.

Кудесник горько вздохнул и понял, что сегодня «кина не будет».

Он высунул руку из-под вороха листьев и попытался нащупать на полу тапки. Тапок не было, зато его ладонь нащупала пушистый кошачий зад, который среагировал сонным звуковым сигналом на неожиданный тактильный контакт.

— Так, и куда это мы собрались? — раздался внутренний голос.

— На кухню, — пробурчал кудесник.

Его раздражало, что внутренний комментатор, лишив его киносеанса, теперь задает такие глупые вопросы.

— Пойду воду перекрою, а то потоп будет.

— Подожди, — ласково пробасил внутренний голос. — Не ходи, это капли дождя барабанят по подоконнику.

— Какой еще дождь в конце декабря? — удивился кудесник.

— Обычный, предновогодний дождь, — чародею показалось, что внутренний голос пожал плечами, хотя, конечно, никаких плеч у внутреннего голоса не было.

К слову сказать, голос все же имел внешность, но, как любая сущность, порожденная разумом человека, она была довольно туманна и расплывчата. Кудесник осторожно сфокусировал внимание, но смог различить лишь огромную бурую массу.

— Да, не стоит покидать столь удобное местечко, — неожиданно к одному внутреннему голосу прибавился еще один, более тонкий. — Поверь, здесь довольно уютно, и, если мы еще немного полежим, то, возможно, все же сможем посмотреть что-нибудь интересное.

Это было неожиданно. Обычно внутренний голос был один, а тут сразу два. Кудесник, кажется, что-то слышал о подобном или читал на желтых страницах альманаха «Кастанеда и кактусы», но подробностей этих статей не помнил. Он хотел что-то спросить, но вместо этого сладко зевнул. Его кисть, которая секунду назад еще искала тапки, уже привычно гладила кота по пушистому загривку, и сонный ассистент тихо отзывался довольным урчанием. На мгновение кудеснику даже показалось, что он играет на непонятном живом инструменте, извлекая своими прикосновениями чарующую, убаюкивающую, зимнюю мелодию.

— Кап! — настойчиво напомнил о себе внешний мир.

Кудесник поморщился.

— Если ты сейчас уйдешь, то точно ничего не увидишь, — осторожно заметил третий голос.

— Да, знал я одного такого… — небрежно бросил четвертый. — Тоже вылез из-под одеяла в такую пору, чтобы кран закрыть…

— И что? — нетерпеливо спросил пятый.

— Что-что? Ничего… — отозвался четвертый. — Ни его, ни крана… Поговаривают, что он так и бродит по миру до сих пор, как медведь-шатун в зимнем лесу, ищет краны и пытается их перекрыть. И нет ему покоя нигде, и пути назад, кстати, тоже нет.

— Обожаю страшные истории, — вздохнул шестой голос, — особенно в темноте и перед сном.

— Эй, я вообще-то всё слышу! — серьезно сказал кудесник внутренним голосам.

— Ну раз слышишь, тогда и не ходи никуда, — отозвался первый голос. — Лежим, мило ведем светскую беседу, никого не трогаем.

— Кап! — отозвался внешний мир.

— Нет! Это невыносимо! — воскликнул кудесник. — Ай!

Пушистому инструменту тоже надоело, что на нем играют, и вместо нового убаюкивающего аккорда он совершил наглый кусь с последующей быстрой сменой дислокации.

— Животное! — возмутился кудесник и выпал из вороха листьев.

— Он всё-таки вылез, — тяжело вздохнул первый голос.

— Досадно, — согласился второй.