— Вы очень добры, спасибо. — Дрожащими руками Наяда приняла кувшин и принялась жадно пить, не обращая внимая, что пачкает хорошую посуду своей дешевой неблагородной кровью.
— Знаешь, Томми не отказался бы от помощницы.
Наяда попыталась выдавить улыбку, возвращаясь к работе. Возможно, большинство ее проблем сошлись на нет, если бы она подыграла Лоуиту и побежала к его сынку. Ей бы не пришлось выживать, горбатиться в полях и может быть ходить в школу и каждый день видеть богатых и самовлюбленных детей Знатных Домов. Но плодиться как свинья и сдохнуть от бесчисленных родов, не входило в ее жизненные планы.
Спускаясь с крыльца двухэтажного дома, Томми радостно помахал девушке рукой, привлекая ее внимание. Наяда отметила, что в его широкой улыбке не хватает двух зубов, а ведь парню всего двадцать с небольшим. Печальное зрелище.
Наяда гордилась тем, что к девятнадцати годам не потеряла ни одного зуба ни в болезни, ни в драке, напротив, ее улыбка была достаточно привлекательной, насколько она могла сама судить. Зубы ровные, почти идеально белые, не смотря на пагубный образ жизни. На лице нет шрамов и рытвин, как у большинства бедняков, в волосах пока еще не проявилась седина. И это еще один пункт, почему ее быстро невзлюбили в Хорте. Она отличалась от всех его представителей, настолько сильно, как день и ночь отличаются друг от друга.
Наяде вдруг вспомнилось пару строк из песни, которую сочинил местный бард Фолвик.
Девушка достаточно громко пропела причудливую песню барда, зная, что никто ее не услышит. Лоуит давно ушел домогаться до дочерей торговца, а все остальные были от нее достаточно далеко.
Ей нравилось петь, слышать, как собственный голос льется, подобно спокойной реке, в которой она умывалась каждое утро. Когда удавалось не упасть в конце дня в спячку, Наяда выскальзывала из хижины и шла в таверну, чтобы послушать песни Фолвика. Их легко запомнить, бард не особо трудился над сложностью своих произведений.
— Тьма, что так бела, И свет, что чёрен…
— Неплохо.
Наяда выронила вилы и подпрыгнула на месте. Второй раз за день ей грозила остановка сердца. Она приготовилась развернуться и влепить Томми пощечину, нечего к ней так подкрадываться.
Обернувшись, девушка сглотнула приготовленные ругательства и грузно упала на колени. Она не заметила, как остальные работники побросали свои дела и давно преклоняют натруженные ноги перед господином.
— Ночью ты не спешила падать ниц, — Мардар сложил руки на груди, изображая скуку.
— Простите меня господин, мое поведение ужасно и…
— И не простительно, но я не злюсь.
Привычка господ перебивать на полуслове бесила девушку. Ее речь всегда была плавной, тягучей, она не спешила высказать все и сразу, растягивая слова, но видимо, придется рано или поздно научиться, чтоб иметь возможность договаривать до конца.
Наяда сильнее опустила голову, почти касаясь подбородком груди. Если Мардар ждал лучшего момента, чтобы поквитаться с ней, то он его нашел. Уставшая, буквально измотанная работой, со стертыми в кровь руками и отбитыми коленями, она не станет сопротивляться.
— Красивая песня. Ты ее придумала?
— Нет, господин, песни сочиняет бард Фолвик.
— А ты, стало быть, их исполняешь.
— Нет, господин, просто…
Мардар захохотал, открыто и громко, никого не смущаясь. Наяду от этого смеха пробрало холодом до самых костей.
Господин поправил волосы и протянул девушке руку, улыбаясь. Наяда мельком взглянула на пустую ладонь и не понимающе пожала плечами. Зачем подавать руку, если не собираешься что-то дать?
Она уже почти носом уткнулась в пустую ладонь, пытаясь понять, что господин пытается ей предложить, когда Мардар потерял терпение и поднял ее на ноги, перехватив под подмышки.
— Я не стану тебя наказывать. Пока.
Пытаясь подсчитать, стоит ли снова валиться на колени в благодарность или остаться стоять, девушка не заметила, как стала рассматривать господина. Строгое лицо с высокими скулами, волевой крепкий подбородок, не слишком тонкие губы прекрасно сочетаются с достаточно широкими линиями рта, губы слегка искривлены усмешкой. Яркие зеленые глаза, смотрящие на нее с изучающим интересом, густые брови с чуть приподнятыми уголками и прямой длинный нос. Мардара можно было бы назвать красивым, если б не злая усмешка и искорка безумия во взгляде. С братом они слишком разные, добродушная привлекательность Дамира не идет ни в какое сравнение с злобной красотой Мардара. Даже цвет волос различал братьев на доброе и злое. Светловолосый, даже почти рыжеватый Дамир и черный, как ворон, безумец младший брат.
Спохватившись, она быстро опустила взгляд и сцепила руки за спиной.
Мардар усмехнулся, забавляясь.
— Если скажешь, как ты это сделала.