Асфальт темнеет; да и почти все темнеет, если облить водой. Барышни с этими (вашу мать) ногами почему-то никак от этого не заморачиваются; у них, видимо, есть какие-то свои траектории, идя по которым они, в весьма открытых туфельках, умудряются не мочить свои самочьи конечности. Слово «самка» происходит от слова «сама». Конечно, она сама.
Мне уже не так мало лет, хочется только одного: чтобы оставили в покое. Старость? Не знаю. Возможно. Покорять вершины я могу лишь в переносном смысле. Хотя дай мне ключ от звездолета — прыгну в кресло пилота и, не раздумывая, нажму на педаль акселератора, или как там это называется. Лететь. Неважно куда. Увы, звездолетов здесь пока не существует, и я явно не доживу до их появления. Мент (или коп? Как их теперь называть на современный псевдоамериканский манер? Копицейский? Какое же убожество так дешево продать страну, предать язык и весело хихикать в СМИ, наслаждаясь подлизыванием очка очередного нобелевского лауреата) не знал, как ехать. Мне б его проблемы. Я объяснил: сначала поворачиваете направо, потом еще раз направо, потом налево, и тут вы практически на месте назначения. Знаете, куда ехал этот оригинал на своей наишикарнейшей «девятке»? В суд. Не иначе, искал правду. Правду со строчной буквы — свою, ментовскую. Правда, как выяснилось, бывает разная — а я по наивности лет до тридцати пяти или более думал, что она одна. Merde[1]. Выкидываешь пустой флакон из-под духов, озираясь, не спалит ли тебя кто, и взглядом упираешься, естественно, в дико спортивную тачку соседа — другого соседа. Это настоящая спортивная машина, в которой приходится сидеть в три погибели, а не псевдоспортивная. Класс. Слава богу, он меня никогда в ней не катал. Верх отвращения: на заднем стекле написано белым маркером: «Холост». И телефон такой-то. Видимо, он нашел себе подобие жены, поскольку сию рекламу уничтожил полгода, если не больше, назад.
Лететь.
Приснился жутковатый сон. Будто я опять их залил. Ко мне пришел в гости один очень старый друг — друг, которого я проклял еще в детстве. Но, видимо, простил, раз он явился ко мне во сне. Простил его раньше, когда у меня это получалось еще хорошо? Мы говорили душевно. Единственное, что мне не нравилось — какое-то неправильное бульканье (воды, по-видимому) в туалете. Минуя его, я прошел на кухню. Удивительное зрелище открылось мне.
В северо-западном углу, наверху, как и некогда, возникла протечка. С некоторым злорадством, помню, подумал: ну уж теперь-то меня не прищучат, за эти безобразия придется отвечать жилконторе — живу на последнем этаже. Но вода была какой-то не такою, если это вообще была вода. С потолка свисали капли; капли вроде капель, но огромные, как сливы. Интересно, наверно, понять, каков механизм каплеобразования при низкой силе тяжести, в одну десятую или сотую g. Изменения гравитации я, однако же, не чувствовал. Тут-таки и вошли (нет, не вломились, дверь я почему-то оставил гостеприимно открытой) люди умеренной суровости. Ничего плохого делать со мной они явно не собирались. Просто хотели поговорить.
«От Наташиного мужа», — допер я. Но зачем было нанимать таких амбалов с псевдоглубокомысленным выражением лиц?
Огромное жирное существо в черном пальто (хм, а ведь лето), — параллепипедная морда — стало разевать отверстие, чтобы мне что-то сообщить, и тут я проснулся. Прерванный сон не дал ему договорить. Приглушенно тикали часы. Я, конечно, был в поту, но не так, чтоб сильно. Бывало и хуже. Естественно, горел свет в полный накал. К тиканью примешивался звук равномерно капающей воды, но совсем не такой громкий, какой напугал меня во сне.
Я переключил лампы на 127 вольт (слава богу, у меня не эти попсовые энергосберагающие источники света, а старые добрые лодыгинские девайсы), поворачался немного для порядка и решил отдаться Морфею. Не тут-то было. Возникла потребность насытить плоть. Интеллектуал! Поплелся на загаженную кухню, поставил кипятиться воду, сделал бутерброд с сырным продуктом. Сыра теперь либо нет, либо есть по какой-то сверхсветовой цене. Дочитались киберпанка, придурки. Долго ждал лулзов — и вот дождался. Пивной напиток. Или как-то так. Остается продегустировать только напиток водочный.
В холодильнике оказалось мало чего интересного. Я закрутил какао погуще, вбухал в раствор остатки сгущенки, прополоскал банку кипятком, долил этой смесью чашку и выпил, предварительно съев эрзац. Через некоторое время сон таки пришел. На этот раз не снилось никакой дребедени.
Наташа улыбается. Что-то в последнее время меня настораживает ее улыбка. Я стал подозрителен, как один из моих бывших друзей; не тот, что возникал в снах, а который был явен, как пустая бутылка в седьмом часу утра.
Не нравился мне и этот друг, и с ним я поссорился тоже. Видимо, навсегда.