Залив 9/8

Но еще более не нравился ему я. Как выяснилось, из меня плохой собеседник. Получалось так, что я не умею слушать, а могу лишь рассуждать о собственной исключительности. Озадачиваясь таким образом немало раз, я приходил домой, отзванивался — час поздний, а мы пьяны в дымину, — но это было совершенно пустым занятием, поскольку друг мой либо отключал хренофон, либо просто не слышал звонков, начав мыслить. Лучше бы порнуху смотрел.

Он всегда и везде искал врагов, и я начал этим барахлом заражаться, пока весьма откровенно не отхлестал себя по щекам, созерцая свой лик, почти как Нарцисс, в зеркале. Через месяц или два зеркало я разбил. У меня случайным образом оказалась киянка (третий из моих друзей, бывший художник и поэт, переквалифицировавшийся в электрика и нисколько не жалеющий об этом), как-то ее оставил — не потому, что забыл, или было лень домой нести, а просто так. Бум-м! Мне поначалу казалось, что по стеклу надо шарахнуть чем-то острым и тяжелым, чтоб полетели осколки, жгучие, как предательство, но я добрался до лживой амальгамы куда более просто.

Пожалуй, лгать хватит.

А я лгу?

Ну-ка, давай займемся психоанализом.

Нет. Я выбираюсь из этой помойной ямы, я так люблю свет (хороший свет), эту черно-белую набережную, снятую моноклем, где меня встречают друзья. Друзья. Мы мультяшны. Ненавижу, меня тошнит. Нет. Хочу инакомыслящих друзей. Нажимаю годную кнопку. Тишина.

Не хочу друзей. Достали.

Молчат.

Может, и я подонок. Мне легко. Хватит. Хватило.

_{* * *}

Легкие дочери вполне приспособилась к здешней атмосфере. Терраформирование шло ударными темпами; появилось какое-то подобие тепла, высохшие в незапамятные времена озера и моря постепенно наполнялись влагой. Дщерь купалась, хотя, по-моему, было прохладно. Ладно, еще полчаса — и пойдем к хижине. Жена, даст бог, сготовит обед.

— Папка! Я нашла раковину!

Вот. А говорили — три миллиарда лет, как здесь никто не шевелится. Ну два. Подумаешь, один туда, один обратно. На Земле вообще никакой жизни тогда не было, разве что амебы какие-нибудь сдуру совокуплялись. Пиндосы зарядили, помнится, марсоходы, кои передали массу прелюбопытнейших снимков; как же, вы видели эти фотоотчеты. НАСА, конечно же, несколько постеснялось, скажем так, опубликовать самую суть, но! — кое-что просочилось, кое-что обнародовали. В конце концов всем стало ясно: планета была попросту полигоном.

Дочь выскочила на берег. Прибой был довольно-таки сильным. Свежий ветер дул изрядно; ей же, однако, вовсе не было холодно. Так, легкая прохлада.

Настоящая марсианка. До чего же стремительная адаптация. Почти все дети поселенцев любили холодок, на Земле даже в средних широтах им было бы жарко.

Ее кожа должна была покрыться пупырышками, цыпками, — нет! Похоже, купание шло на пользу. Девчонка явно наслаждалась.

Ветер задувал, а я обдумывал, пойти ли к лачуге, потом, что ли, поохотиться на «зайчиков» — было бы неплохо настрелять пару-тройку к ужину, или еще полюбоваться пейзажем. Марсианские «зайцы» — стремительно мутировавшие земные, — как это ни забавно, являлись почти точными копиями выдумок фантаста Георгия Мартынова, только мельче, чем он их представлял. И были при этом весьма вкусны. Жена тушила этих зверьков — ох, пальчики оближешь.

Подобно извращенцу, я отправился на поиски коренной марсианки. И ведь нашел.

На Марсе, если вы не в курсе, существует лишь два моря. Одно — подземное. Я не говорю о новых. То самое подземное — не море в принципе, а так, озерцо. На Земле тоже есть малопонятные гидронимы: Мертвое море — озеро, и не более того, с Каспийским та же история. А что такое Персидский залив?

Поскольку дщерь направилась к поселку, а там ее наверняка встретят, как надо, я надумал спуститься в загадочные глубины. Едва слышные вопли женушки как-то не очень меня обеспокоили. Вот так (странно немного!): я вроде бы бросил дочь, а сам, слегка углубившись в недра, перестал волноваться. Ведь М; а (так мы ее назвали) вполне могла позаботититься о собственной персоне; что уж говорить обо мне.

Я вошел. Было красиво. Боги планеты решили отдохнуть.

А, задолбало. На этом закончим.

_{* * *}

И она… Она была в белом. Золотистые сандаkbb[2]? — ну это тоже по кайфу, кубки с алым вином и шкуры неубитых ограххов. Телка тормознула. Мне стало неловко. Был ли я луковкой? В каждом из нас дремлет Чиполлино.

— Ведь мне, — пожаловалась принцесса, — не дают расслабиться. Я уж не говорю о том, чтобы почувствовать себя человеком. А знаешь, как ты достал со своими размышлениями насчет того, что круче — семерка или десятка. Угомонился бы ты, хуман. Хочешь, отдамся?

Покувыркаться с марсианской принцессой было бы недурно.

Может быть.

Романтика задушила. Мне было стыдно перед Берроузом. Какой трэш. Не знаю, как и дальше жить.

Гордо набросила на себя полушалок и ушла, постукивая деревянными каблуками. Я переустановил.

А ведь у дочки-то, врубился я, было по четыре сустава на пальцах. Хоть было их, пальцев, и не шесть, как это принято изображать в романах определенного толка. М… Мутация?

Сколько? Не помню. Никогда не считал их.

Так сколько же?