– Я живу возле пляжа Марина, в Башне, – мой голос стал быстрым и дерзким, слова ударялись друг о друга. Так мы, девушки, защищаемся от незнакомых мужчин, бояться которых учили нас с рождения. – По утрам я всегда варю завтрак.
– Нам нужно выехать пораньше, – сказал он, ныряя на дно невидимого озера, оставляя миру только глаза, как два костра на берегу, – уже в семь будет сильный трафик.
Я не знала, как ответить: если я соглашусь быстро, он подумает, что я проститутка. Если буду отвечать долго, он подумает, что я слишком консервативна и отношусь к отсталым кругам.
– Хорошо, – сказала я резко и стала спускаться по лестнице на улицу.
«Как же я скажу дома, что уезжаю на целый день? Да меня отлучат от церкви».
– Так во сколько подойти? – спросил Климент Радж с высоты лестницы.
Я ответила, чуть оглянувшись: «В семь», хотя это было худшее время. Я не знаю, зачем так сказала. Потом я испугалась, что если он подойдет к Башне, то мои увидят его с балкона. Я, бешено смущаясь, грубым голосом торговки попросила его ждать возле базилики Святого Фомы. Я быстро спустилась, мне хотелось выйти на большую дорогу и стать частью толпы. Что со мной не так? Почему же я такая монахиня, что обычный парень превращается для меня в пришельца из космоса?
Пока я ехала домой, мысли убивали мою голову. Мысли задушили на время мою любовь. Как мы встретимся, что мы будем делать? Я ненавидела Мину за то, что она не поедет с нами. А дома уже на закрытой террасе я услышала тревогу. По лестницам гудели голоса девочек. Голоса разливались по темным закоулкам Башни, бились в стены. Я поднялась, перешагивая ступени. Девочки тащили на наш этаж матрасы и свой нехитрый скарб: форму, тетрадки, полиэтиленовые пакетики с заколками.
– Вы куда это, леди? – спросила я.
Вместо них ответил папа, он вышел из столовой и направлялся за новой партией вещей.
– Их комнату тоже придется сдать, чтоб раздобыть немного денег, поживем все вместе. А тебе, может быть, стоит приходить пораньше?
– Эсхита убежала, – защебетали девочки.
– У нас вши, – пропищали они жалобно.
– Я уже позвонил в полицию. Сказали приходить завтра вечером, если она не объявится. Друзья пока поехали на автостанции и вокзалы. Что-то мне подсказывает – она собралась в Бомбей. А вас всех мы сегодня подстрижем, – сказал папа девочкам. – Как вы только умудрились подхватить вшей?
– Приедут женихи, и мы опозоримся, – сказали старшие.
Маленькие захныкали:
– Мы будем уродливые!
Я уже знала, что керосин, уксус и луковый сок нам не помощники. Мыть голову бесполезно, вши только крепче хватаются за волосы. Уничтожить и яйца, и насекомых может только бритье. А если ничего не делать, голова покроется укусами, дети будут чесаться. Такое я видела у новеньких, но вот так, чтобы сразу все подхватили педикулез, было в первый раз.
К десяти вечера мы перетаскали матрасы, учебники, одежду. Хотя девочки еще не ложились, бабушка и Чарита тщательно протрясли матрасы и простыни на балконе. Чарита поставила кипятиться школьную форму в большие кастрюли. Она опустила заколки в уксусную воду.
– Ну-ка тише! Мы подарим ваши волосы Деве Света, – сказала я. – Многие женщины в Мадрасе так делают, чтобы исполнить свое желание. Почему мы не можем?
В нашем городе женщины до сих пор жертвуют волосы богам. По улицам ходят старухи со сморщенными лицами и гладкими макушками, девушки с отрастающими ежиками, лысые дети. Но мы не совершали таких обрядов.
Пол в ванной стал черным и мягким. Я замоталась дупаттой, чтобы вши не перешли на меня. Чарита, спасибо ей, не уходила домой, сгребала волосы в пакеты. Когда мы закончили с девочками, бабушка кивнула в мою сторону:
– Чарита, посмотри ей волосы.
– Леди Грейс, да они уже бегают! – воскликнула Чарита.
– Придется сбрить, – махнул рукой папа.
Я с отчаянием подумала о встрече с Климентом Раджем, до которой оставались лишь быстрые часы ночи (а я все еще не знала, как сказать об этом). Девочки смеялись – не им одним страдать. Я едва сдерживала слезы. Косы были единственным моим украшением. У папы, бабушки и Чариты никаких вшей не оказалось.
– Молитесь Деве Света, леди Грейс, – смеялись девочки. Лысые, они походили на голубей.
Мои волосы упали на разбитый кафель пола, и Чарита ловко прошлась по голове машинкой. Я почувствовала, как голова становится маленькой и легкой, в нее дуют все ветра. Климент Радж никогда меня не полюбит. Любовь рухнет на крыши города, как раненый великан.
Глубоко за полночь мы вынесли все волосы на улицу и сожгли.
– Госпожа, разрешите мне остаться до утра? – тихо сказала Чарита бабушке.
– Спасибо, Чарита, иди домой, – ответила бабушка.
Я подумала, что поздно идти в трущобу по улице одной. Впрочем, горничная всегда уходила поздно.
Я отмылась от острых волосков, которые кололи все тело, особенно шею. Я хотела сжечь себя и не знала, как выйду из дома. Климент Радж подумает, что я помешана на религии, подумает, что перед встречей с ним я отдала волосы богу.
Мне нужно было сказать папе, и я решилась: