Залив Голуэй

Затем коснулся рукой моего лица. Я вытерла его насухо и уложила к остальным детям, между Бриджет и Грейси.

— Поспи еще.

Сама я присела рядом с ним и гладила его по голове, пока он не уснул.

А Патрик Келли исчез.

Я подошла к кухонному окну. Встававшее над озером солнце окрасило снег в розовый цвет. Да, много дюймов снега накрыли Бриджпорт: не было видно гор мусора, лишь белоснежные холмы и долины — красота. Ветер разметал снежинки, и в солнечных лучах они сверкали над замерзшей поверхностью земли, словно бриллианты. Настоящее рождественское утро.

Я подумала, что Патрик Келли мог бы сначала помочь нам, прежде чем исчезнуть, — в Ирландии он ведь много раз поступал именно так. Но потом я вдруг увидела его идущим как бы по поверхности снега прямо у наших дверей. Я накинула на плечи шкуру и торопливо спустилась с лестницы.

Когда я открыла дверь, он стоял, согнувшись, и снимал что-то с ног.

— Снегоступы, — пояснил он, поднимая вверх деревянную рамку с рукояткой, внутри которой было натянуто что-то вроде сетки. — Изобретение индейцев. Как малыш?

— Уже лучше.

— Это бальзам оджибве.

— Оджибве?

— Это индейское племя, с которым я промышлял пушниной на севере. А ты сейчас одета в один из наших трофеев — в шкуру медведя.

— Очень теплая, — сказала я. — Заходи. Все еще спят наверху.

Я прошла в дом и поднялась на несколько ступенек. Патрик следовал за мной.

— Погоди, — вдруг сказал он. — Присядь на минутку.

Плотнее закутавшись в мех, я села прямо на лестницу. Он тоже сел — на две ступеньки ниже — и поставил между нами полный мешок.

— Что это?

— Яйца. Ветчина. Кувшин молока.

— Спасибо тебе, Патрик. И еще отдельное спасибо за дрова.

Он сбросил свою меховую куртку и прислонился плечом к лестнице. Было видно, что он много работал: на его худощавых руках появились мускулы, рельефно проступавшие сквозь рубашку из выделанной оленьей кожи. Еще на нем были облегающие кожаные штаны с бахромой по бокам и мягкие туфли, расшитые бусинами разных цветов и форм. Непривычная для нас одежда. Патрик заметил, что я внимательно разглядываю его ноги.

— Мокасины, — объяснил он, поднимая одну ногу, а потом показал на цветочный узор у себя на рубашке. — А это из окрашенных иголок дикобраза.

— В Голуэе твой вид посчитали бы странным, — заметила я.

— Твой тоже, — возразил он, — если бы ты появилась там, завернувшись в шкуру медведицы.

— В Ирландии уже нет медведей, — сказала я, — хотя когда-то должны были быть. Иначе откуда у клана Макмахонов появилось бы такое имя?

— Ну да, — сказал он. — Сыновья Медведя.

Я кивнула.

— Очень трудно поверить, что Майкл умер. Не могу этого принять, Онора, — сказал он. — Я-то думал, что вы в Ирландии живы-здоровы, что деньги, которые я вам послал, помогли вам продержаться.

— Если бы мы уехали сразу, как только получили твои деньги, Майкл сейчас был бы жив. Но ты заразил его идеей бунта — точнее, твой человек в Голуэе. И он не поехал.

— Так в том, что вы тогда остались, моя вина? — спросил он.

— Ну…

Патрик резко поднялся и сел на ступеньку рядом со мной.

— Ты винишь меня в смерти Майкла?

Я закрыла лицо руками.

— Отвечай мне, Онора.

Он оторвал мои ладони от лица и заставил меня посмотреть ему в глаза.

— Ну ладно. Да, виню. Возможно, я ошибаюсь, но это так. Ты должен был прислать нам денег раньше…

— Каким образом, Онора? Я был в бегах. Весь первый год здесь я прятался. Я даже не знал, что весь урожай pratties снова погиб, пока не…

— Но почему ты не знал? Вся Америка знала об этом. Если бы мы сразу получили от тебя деньги, все было бы иначе. Он все время равнялся на тебя, Патрик! А когда мы наконец были готовы уехать, ты втянул его в свою революцию. Он тяжко работал, Патрик, очень тяжко — ходил по десять миль босиком по снегу, чтобы колоть камни по двенадцать или четырнадцать часов подряд. А еды нормальной не было, и он все больше худел. Я ничем не могла ему помочь. Даже хорошие вещи — и урожай, и работа в кузнице, — все в итоге обернулось бедой. Если бы он не был вынужден работать в кузнице в Голуэй Сити, где свирепствовала лихорадка, то, наверное, был бы сейчас жив. Я видела, как он умирал. Один, в пустом сарае. Я не могла его спасти, Патрик. А тебя рядом не было. Ты ушел.

Он по-прежнему держал меня за руку.

— Так это себя ты во всем винишь, Онора?

Я отдернула руку.

— Ты сказала, что не смогла спасти его.

— Мы столько всего пережили — черный 47-й, смерть малютки Греллана и бабушки, гибель моих братьев, происки Джексона… Но в конце… в конце…

— Не вини в этом себя, Онора. Или меня. Ты прекрасно знаешь, кто убил Майкла и еще миллион других людей. Они веками пытались нас уничтожить, они будут и дальше убивать ирландский народ, пока мы не отберем у них нашу страну. Майкл умер не напрасно, Онора. Заверяю тебя. Мы отомстим за его гибель и тысячи других смертей.

— Слишком поздно, Патрик. Sassenach взяли верх. А ирландцы либо мертвы, либо навеки покинули родную землю.

— Тут ты ошибаешься, Онора. Битва только началась. Мы копим силы здесь, в Америке. А они не принимают Америку во внимание.

Я опустила голову.